Насими Сеид Имадеддин

Легенды рассказывают о мужественном и стойком поведении Насими во время казни. Согласно преданию, один из богословов, присутствовавших на казни, заявил, что кровь Насими проклята, и всё, на что она попадёт, должно быть отрублено мечом и выжжено огнём. Сразу после его слов, капля крови Насими попала на палец самого богослова. Толпа присутствовавших на казни людей потребовала отрубить палец, на что богослов, испугавшись за свой палец, стал отвечать, что он говорил иносказательно. Умирающий поэт успел сочинить по этому поводу ставшее затем пословицей двустишие:

Если отрубят палец благочестивого —
отвернется от истины.
А с несчастного влюбленного снимают
кожу с ног до головы — не плачет.

НАСИМИ (настоящее имя Сеид Имадеддин)

Насими родился в 1370 году. Место рождения Насими город Шемаха. Поэт Насими писал стихи на азербайджанском, арабском и персидском языках.

Насими считается отцом азербайджанского дивана (около 15 тысяч строк), кроме того, он создал диван на персидском языке (около 5000 строк); ряд стихов Насими написал на арабском языке. Насими создал первые шедевры азербайджанской поэзии, заложив основы азербайджанского литературного языка.

Насими вырос среди ремесленников; изучал математику, астрономию, логику и теологию. Он был знаком с художественными произведениями известных ученых-сектантов Востока, знал как азербайджанскую, так и арабскую и персидскую поэзию и философию. В начале своего творчества Насими, подобно его учителю Наими, стоял на позициях суфизма и был последователем знаменитого суфийского шейха Шибли. Кроме того он был поклонником иранского суфия и поэта X века Гусейна Халладжа Мансура, который говорил: «Я — Бог!». Так Мансур выражал сектантскую мысль, что Бог, или частица Бога в каждом из нас. В своих стихах Насими часто повторяет эту фразу. Таким образом он стал последователем хуруфизма. В его произведениях упоминаются: Джалаладдин Руми, Саади, Ибн Сина, Фаридаддин Аттар. В творчестве поэта заметно влияние Руми, Низами Гянджеви и Шейх Аттара. После казни Наими Насими покидает пределы Ширвана и отправляется в Багдад, посещает другие города Ирака, а также Турции, где он продолжает распространять идеи хуруфизма. За это поэт неоднократно подвергался гонениям и бросался в темницу.

Насими отправляется в Сирию и останавливается в городе Халеб. Вследствие обвинений, выдвинутых духовенством, Насими был приговорён к смертной казни и должен был принять мученическую смерть. Во время ожидания казни Насими пишет ряд стихотворений под общим названием «хабсие» («тюремные)», где выразил свои горестные размышления о несправедивости властей, невежестве и продажности судей, осудивших его, и бунтарские по характеру мысли человека, остающегося до конца верным своим убеждениям. Султан Муайад приказал содрать с него кожу и выставить его тело в Халебе на всеобщее обозрение.

Насими был первым поэтом в истории азербайджанской литературы, писавшим любовные лирические стихи — газели на азербайджанском языке. Начало творчества Насими совпало со временем распространения в Азербайджане идей хуруфизма. Насими стал последователем главы хуруфизма Наими. Творчество Насими и огромное число его последователей в Анатолии стали причиной быстрого распространения хуруфизма в этом регионе. В лирике Насими был мастером таких жанров, как газель, рубаи, туюг.

Поэтическое наследие Насими содержит ряд лирико-философских стихов, отражающих широту и гуманизм его воззрений. Он наделяет человека богоподобными качествами:

     В меня вместятся оба мира, но в этот мир я не вмещусь.
     Я — суть, я не имею места, и в бытие я не вмещусь.
     Всё то, что было, есть и будет — всё воплощается во мне.
     Не спрашивай. Иди за мною. Я в объясненья не вмещусь.

Природа, красота окружающего мира были источником вдохновения поэта на его пути к познанию жизни и вселенной:

     Если хочешь ты скрытые тайны узнать,
     Если хочешь проникнуть в ничто,
     Ароматы цветов пусть расскажут тебе о начале миров и вещей,
     Если хочешь, о внемлющий, чтобы сейчас всё на свете открылось тебе,
     Ты, мелодию взяв, отыщи в глубине все законы движения в ней.

Обращаясь к образу возлюблённой, он ставит её вровень с божеством, что само по себе являлось в глазах духовенства святотатством и богохульством.

     Кто, словно ангелу, тебе не поклонился, идол мой,
     Тот будет зваться сатаной, безбожьем душу умертвит.

Насими считал, что желающий постичь истину, должен стремиться понять человека, его побуждения и стремления к красоте и добру. Ибо человек для Насими-центр мироздания, его венец:

     О ты, что сокровищ, искал средь камней и металлов,
     Ценней человека сокровищ ещё не бывало!

Гуманизм Насими связан именно с его пониманием высокого назначения человека, ощущением безграничности его возможностей.

      Мир не стоит, так пусть твои придут в движенья дни.
      Мир блеском, мишурой покрыт-обманчивы они.

      Не станет время ждать тебя, оно уйдёт вперёд.
      О прозорливый, в этот мир поглубже загляни.

      Богатство всей земли-тщета, пойми, о господин!
      Все блага мира от себя с презреньем отними!

      Но если любишь — за неё, избранницу души,
      Хоть палачу отдай себя, хоть сам казни.

Творчество Насими носило бунтарский характер, оно призывало к борьбе с социальной несправедливостью, насилием над личностью, тиранией и жестокостью правителей. Его стихи воспевали красоту и разум человека, служили освобождению личности от всякого рода условностей, отказу от аскетизма, фанатизма и религиозных догм.

Одна из основных идей хуруфитской концепции, это зухур, то есть, проявление божественного начала в человеке.
Зухур воплощается в трех формах:

1. Пророчество – в текущем мировом цикле этот этап завершился с приходом Мухаммеда, печати пророков (то есть последнего пророка);
2. Святость – шиитские имамы от Али до скрытого имама воплощают эту форму;
3. Боговоплощение – этот этап начался с появления Фазла, воплотившегося бога.

В буквах арабского алфавита хуруфиты усматривали тайные свидетельства цикличности сущего.
После казни Фазла хуруфизм быстро распространился в Иране, Азербайджане, Турции, Сирии. Приверженцы хуруфитского учения активно выступали против гнета тимуридов (один из хуруфитов пытался даже совершить покушение на Шахруха-мирзу). Сына Тимура Мираншаха, казнившего Фазла (существует версия, что Мираншах совершил казнь собственноручно), хуруфиты называли “Мараншахом”, то есть “царем змей”, и считали даджжалем (антихристом).

Из-за преследований общины хуруфитов исчезли в конце XV – начале XVI вв.
Хуруфитские идеи оказали влияние на суфийское учение.

 

Стихи Насими

Зеркальная газель

* * *

Коралл твоих уст - как мед, как мед - твоих уст коралл,
Он стал слаще жизни мне, он мне слаще жизни стал.

Сиянье луны - твой лик, твой лик - сиянье луны,
Пунцово-ал пламень щек, их пламень пунцово-ал.

А кто тебя не видал, а кто не видал тебя,
Страдал в разлуке с тобой, в разлуке с тобой страдал.

А кто твою речь слыхал, а кто слыхал твою речь,
Похвал ей много вознес, вознес ей много похвал.

Внемли ж словам Насими, словам Насими внемли:
Сказал он стих лучше всех, он стих лучше всех сказал.

перевод С. Иванова

 

Стихи-обращения

* * *

О краса моя, радость, надежда, опора, отрада,
Милый друг, моя нега, всем мукам и бедам услада,

О владычица сердца, желанная, жизнь моя, счастье,
Цель стремлений, мечта - все, что думам и помыслам надо,

Луноликая пери, шалунья, восторг, озорница,
Мой жасмин, кипарис, моя роза, изящества чадо,

Совершенство, избранница, чудо любви, диво страсти,
Ты - кумир мой, Кааба, ты - гурия райского сада.

Ты - подмога душе, моя верность, страданье и мука,
Мой властитель, владыка, ты - кара моя и пощада,

Ты - рейхан благовонный, ты - амбра, душистая роза,
Ты - рубин мой и яхонт, ты - жемчуг и перл, светоч взгляда,

Ты - светило мое, мое солнце, звезда и сияние,
Эта песнь Насими - твоего, соловьиного лада!

перевод С. Иванова

 

Стихи с повторами

* * *

Налей же, налей, налей мне чашу влаги живящей,
Возьми же, возьми, возьми свой чанг, в сто ладов звенящий.

Отдам я, отдам, отдам всю жизнь ради милой сердцу,
Прильну я, прильну, прильну к устам, что нектара слаще.

От уст твоих, дивных уст в стыде потускнеет яхонт,
А зубкам, зубкам твоим - не ровня и перл блестящий.

А слово, слово твое вкуснее, чем мед и сахар,
А лик твой, прекрасный лик - как солнце с луной всходящей.

А косы, косы твои - померкнет пред ними мускус,
А брови, брови - как лук, ресницами стрел разящий.

Меня ты, меня, меня коварной стрелой сгубила,
Тобой, тобой я сражен, очей красотой томящей.

Терпи, Насими, терпи, тебе любимая скажет,
Кто люб ей, кто люб, кто люб, кто сердцу друг настоящий.

перевод С. Иванова

 

Газели

* * *

Светилом счастья озарен над нами небосвод,
Венера благостных времен сияет нам с высот.

Зерцалом быть нам нарекла и отразилась в нас
Та суть, что, сущностью светла, всей яви смысл дает.

Великих празднеств близок миг - ступай в чертог святынь,
"Велик Аллах, Аллах велик!" - взывает горний свод.

Что смолк, божественный певец? Раздайся рокот струн!
Здесь кипарис, краса сердец, на благо нам цветет.

О пленники любовных мук, отверзся скрытый клад -
Внемлите страждущие, звук потока райских вод.

Навек от сердца отреши все блага двух миров:
Нам повелитель стран души сокровища несет.

Ты птицу сердца не лови в тенета плотских пут -
Нам птица счастья и любви - дар благостных щедрот!

Разящи звуки моих слов, как острый меч Али,
Который головы врагов безжалостно сечет.

Едва лишь мускус черных кос обвеял Хорасан,
Благоухание принес сменивший ночь восход!

Покинь пустыню горемык, вернись в чертог души -
Твоей любимой лунный лик на мир сиянье льет.

Когда же ты с чела сорвешь смутительный покров? -
Ведь ты повергла сонм святош в смятенье и разброд!

Грудь Насими испещрена чертами тайных букв -
Господней воли письмена он на бумаге вьет!

 

* * *

Кто уподобил образ твой цветущей розе иль жасмину,
Тот розу и жасмин вознес, забыв красы первопричину.

Да будет не дано вовек тому увидеть стан твой стройный,
Кто кипарис иль райский дуб в мечтах возвысил не по чину.

Да будет пощажен за грех безверец-идолопоклонник,
Когда вослед за мной тебе поклонится, как властелину.

Едва коснется кос твоих дыханье утреннего ветра -
Их мускус обратит весь мир в благоуханную долину.

О, если идол не похож на твой прелестный лик нисколько,
Зачем, пред идолом склонясь, безверец гнет в молитве спину?

Чей зрячий взор остался слеп к печальной участи Юсуфа,
Кому была корысть во зло употребить его кручину?

Кому удастся описать твоих чуть видных уст цветенье,
Тот - прозорливец и мудрец, во всем провидящий причину.

Ты говоришь и говоришь, а уст твоих совсем не видно.
Да кто же говорит без уст - я усомниться не премину.

Когда бы все узнали перл, в словах моих речей сокрытый,
Аденский жемчуг знатоки ценили б лишь наполовину.

Прекрасный образ созерцать - да есть ли что-нибудь прекрасней?
Зачем неверящий глядит не на красу, а на личину?

А Насими твоим устам хвалу возносит ежечасно:
Дано им дух вдохнуть в тела, уже обретшие кончину!

 

* * *

Ты - мой идол, кумир, ты мне - вера и крепость моя,
Ты - мой дух и покой, друг возлюбленный, суть бытия.

Ты - мой светоч и мрак, ты - огонь мой, светильник, мой луч,
Ты - мне гурия, свет, ты мне - рай и прохлада ручья.

Ты - нектар мой, шербет, мой бальзам и целебный настой,
Ты - целитель и врач, ты мне - милость, ты - мой судия.

Ты мне - роза, рейхан, мой цветок, гиацинт и тюльпан,
Благовонный мой сад, гюлистан мой и песнь соловья.

Ты - коран мой, урок, ты - хадис и абджад - суть всего,
Ты - молитва, ты - зов, нет вовеки тебе забытья.

Ты - мне тело и дух, ты - мой разум, рассудок и взор,
Ты - пощада и казнь, ты - и плоть мне, и крови струя.

Лишь обрел он тебя, - все, что есть, позабыл Насими:
Дивный мой кипарис, ты - всех краше, скажу не тая.

 

* * *

Фиалки-кудри к розе льнут, их томный запах прян,
Жасмином сердце смущено, его смутил рейхан.

А бадахшанский самоцвет - лишь отблеск твоих губ,
От уст твоих смутился перл, объят стыдом тюльпан.

А сердце мукой смятено в кромешной тьме кудрей:
В извивах кос его объял безумия дурман.

Когда твой образ создавать писец предвечный стал,
Он капли-родинки ронял, как точки зерн-семян.

Где розы выросли, скажи, подобные тебе?
Да есть ли кипарис в саду, стройнее, чем твой стан?

Взгляни на мускусный пушок у родниковых уст:
Он, словно вязь святых письмен, творцом всевышним дан.

Как сладко Насими воспел рубины уст твоих:
Вдали от сладких их речей он страстью обуян.

 

* * *

О, пусть твоя душа чужда утратам будет,
Пусть кубок Джама твой всегда подъятым будет!

Твоя краса - укор и розам, и тюльпанам,
И пусть твой лик всегда красой богатым будет.

Пусть на тебя сойдут блаженство, радость, счастье,
А жребий зла и мук - злым супостатом будет.

Где чанг, зурна и най, где бубны и танбуры?
Пускай их звук и звон греметь раскатом будет.

Кто страсть к тебе питал, достоин благ и счастья,
Кто ж не любил тебя - тоской объятым будет!

Вершиной твой чертог пусть в небо вознесется -
Опора на земле твоим палатам будет.

"На что тебе твой друг?" - меня соперник спросит, -
Скажу: "Он мне мечтой, надеждой, златом будет!"

Подай же мне вина! Где прочны узы дружбы,
Веселья буйный хмель пусть до утра там будет.

Повержен Насими, он умер от разлуки,
О, сжалься - он тебе всегда собратом будет.

 

* * *

Запала пятнышком в цветок, расцветший в поле, родинка,
Как зернышко в силках кудрей - приманкой, что ли? - родинка.

А ямки щек! Они под стать колодцу вавилонскому,
Влюбленных залучила в плен, томит в неволе родинка.

Как перлы - зубки, а уста - сродни рубину алому,
А над устами что блестит - то ль жемчуг, то ли родинка?

В стенанье ввергли соловья, как розы, щеки алые,
А пуще их - бутоны уст, а всех поболе - родинка.

В самом Египте платят дань твоим устам рубиновым,
И красотой своей слывет в Индийском доле родинка.

Раз утвердила власть свою в саду, цветущем розами,
Достойна шахской красоты и шахской доли родинка.

Ты цепи локонов своих на шею мне набросила -
Судила мне безумным быть в моей недоле - родинка.

Как ловко сердце Насими ты заманила хитростью,
И душу мне теперь гнетет до смертной боли родинка.

 

* * *

Прежде верная подруга не сдержала уговора -
Вот ведь как чудно случилось: вдруг с любимой вышла ссора.

Страсть к твоим волшебным чарам без следа меня сгубила,
И любовь, и торг наш бойкий - все закончилось так скоро!

Затаить в душе хотел я тайну твоего лукавства,
Только выпустило сердце мою тайну из затвора.

Страсть свою лечить не требуй, все стерпи, ведь есть надежда,
Что обидчица поможет, если сердце стало хворо.

Кто в тебя влюбленным не был, за любовь не отдал душу,
Нет ему ничуть почтенья и достоин он позора.

Извела любовь мне душу, истерзала тайной хворью:
Пуще золота я желтый, пожелтел я от измора.

О, прошу, яви мне верность - да не скажет злой соперник,
Мол, в неверности подруги и причина их раздора.

Не напрасно сладкоречьем Насими свой стих украсил:
Он в речах у сладкоустой сладость слов сбирает скоро.

 

* * *

Пролилась пора Навруза благостною тучей снова,
Главный шейх твердыни нашей пьет нектар шипучий снова.

Распустив бутоны, розы будто с лиц завесу сняли,
Соловей в саду заводит лад хмельных созвучий снова.

Древний мир одеждой новой весь облекся в эту пору,
Лик вселенной свеж и полон красотою жгучей снова.

Посмотри, красавец-кравчий в чашах всем вино разносит,
Всех пьяня и сам пьянея, цедит хмель тягучий снова.

Хочешь выпить сок пьянящий с гурией под сенью рая -
Выйти в сад вдвоем с любимой есть весною случай снова.

О, подай вина мне, кравчий, я нарушу покаянье,
Сокрушен зарок мой давний силою могучей снова.

Насими, доверься ветру, пусть любимой тайну скажет:
Мол, подавлен он и сломлен, пощади, не мучай снова.

 

* * *

Сень хумаюнова крыла и милость бога - твои косы,
Пленяют души и тела, казнят их строго твои косы.

Я кос твоих не уступлю за блага двух миров, о пери,
И не убавят ввек цены, хоть ненамного, твои косы.

Лик вечности - твое чело, и тот вовек не будет вечен,
Кто пылом страсти не любил, о недотрога, твои косы.

Суть наших душ - в твоей душе, а в косах - часть души сокрыта,
Опора душам в теле - ты, а им подмога - твои косы.

В окружьях глаз, в витках кудрей таится сила воскрешенья,
И судных дней в своих витках таят премного твои косы.

Людей ввергаешь ты в соблазн твоими черными очами,
Для всей вселенной - смута смут, мятеж, тревога - твои косы.

Лишь набежит внезапный вихрь, запутав мускусные пряди,
Велят мне дни мои в тоске влачить убого твои косы.

Твой лик объемлют две косы, но суть чела меж них едина,
Все сущее - одно, и смысл того залога - твои косы.

Мне завитки твоих кудрей шлют благовонье на рассвете,
Восход светил, чей свет во тьме скользит полого - твои косы.

И не виню я кос твоих, что им обеты рушить любо,
Даруя жизнь всему вокруг, чтут верность строго твои косы.

Явленье сущего - твой лик, он - веры праведной обитель,
Благословенный свет лачуг и мрак чертога - твои косы.

Ведут к блаженству Насими, сулят ему блаженство рая
Величье бога, правый путь и в рай дорога - твои косы.

 

* * *

В предвечном мире бытия провидел я любимой лик,
И знаменьем краса твоя открылась мне на свитках книг.

Нельзя помыслить естество превыше лика твоего,
Иное для меня мертво - лишенный сути бледный блик!

От мук разлуки и обид вовек мне не стенать навзрыд:
В "Насущном хлебе" был открыт мне единения тайник!

Всю суть благого тайника от волоска до волоска
По знакам мушек и пушка я на челе твоем постиг.

Ее рубинов-уст вино, что от всех утаено,
Мне было господом дано как животворнейший родник!

Из ликов, созданных судьбой, тобою посрамлен любой:
Лишь тот, что воплощен тобой, красой невиданной велик.

С тех пор, как вечны времена, и высям неба жизнь дана,
Тебе подобная луна не восходила ни на миг!

Твой лик невежда-зубоскал с людским обличием равнял,
Но где единый бог бывал, подобно людям, многолик?

"Пей, - очи кравчего велят, - налитый в кубок хмель услад:
В чертоге единенья взят сей кубок - чаша горемык!"

От века та краса была для нас величием светла,
И вечный свет ее чела навеки в нашу суть проник.

О Насими, совет в делах тебе дарует Фазлуллах,
И бытия ничтожный прах тобой с земли развеян вмиг!

 

* * *

Пришла весна, весна идет в красе зеленого покрова,
Забудь незрелых дум разброд, - вино в кувшинах бродит снова!

"Внемли, - мир тайн ко мне воззвал, - здесь все твое: уста красавиц,
И хмелем брызжущий фиал, и сад, расцвеченный пунцово!"

Пусть суфий чистый хмель не пьет - не обращай к нему укоров:
Ему дан высший дар щедрот - осадок, пенная основа!

Порог торгующих вином дыханием Исы овеян,
Иди за данью в этот дом - под сень их благостного крова!

Радетель истинной красы! Вкуси багряного настоя -
Стал купой роз огонь Мусы, и соловей поет бедово.

Что вечный век для головы, любви не ведавшей вовеки?
Такие головы мертвы, а мертвый груз таскать не ново!

Не дремлют недруги твои, твой каждый грех подстерегают -
О сердце, горе затаи, о тайне мук моих - ни слова!

О, пей же, мудрый весельчак, под звуки чанга, уда, ная, -
"Прекрасна радость райских благ!" - взывает глас господня зова.

К чему, душа, пустой вопрос, как я страдал минувшей ночью, -
Да только ли вчера от слез терзался в муках я сурово?

Дай, кравчий, суфию вина - у нас в чертоге исцеленья
Вином навек исцелена душа глупца и пустослова.

О Насими, пока ты пьешь, уста возлюбленной лобзая,
Ты перед ханжеством святош главу не склонишь бестолково!

 

* * *

Из пустырей небытия был дух святой на свет явлен:
Неизреченное тая, в сиянье явных мет явлен!

Светило истины взошло в мельчайших блестках бытия,
И свет его осилил зло - был, солнцем обогрет, явлен.

Над вечностью подъемля стяг, "Я - истина!" - воззвал Мансур -
Земле и небу вечных благ нетленный был завет явлен.

Благого лика естество, ты - свиток истины самой:
Весь сущий мир из букв его - в покровы их одет - явлен.

О воссиявшее во мгле зеркало светлого чела,
Где, на каком еще челе, всей сущности отсвет явлен?

Свет, бывший тайным, не угас: любовью ангелов храним,
Он праведникам был не раз в награду за обет явлен.

О чтущий идолов! Усвой величье господа, прозри:
Господней волей идол твой, как и любой предмет, явлен!

Отшельник, жаждущий постичь ниспосланного слова суть!
Внемли тебя зовущий клич: желанный миг бесед явлен.

О ты, кто ханжеству радел, - живущий ложью лицемер!
Каков итог свершенных дел, таков им и ответ явлен.

О шах, погрязший в злых делах на бренном троне бытия!
Едва услышишь слово "шах" - глядишь, и мат вослед явлен!

Хвала творцу! Он не суров к мужам обета и любви:
Им без зароков и постов всевышнего совет явлен.

Дар истины из двух миров просил смиренно Насими -
И был услышан страстный зов: тот дар, что им воспет, явлен!

 

* * *

Сравню с луною я твой лик - и тут же гибну от стыда,
Сравню тебя с людьми - и вмиг пред богом стыдно мне тогда.

Такой, как ты, и небеса не сыщут в ангелах своих:
Тебе одной дана краса, столь совершенна и горда!

О, не досадуй ты на ложь о черноте твоих кудрей:
Что в черной зависти найдешь, помимо злобы и вреда!

Тайник свиданья отопрет лишь оценивший суть твою:
Глубинный жемчуг сыщет тот, кому глубь моря не чужда.

"Где мое сердце?" - я вопрос к ней обратил, и был ответ:
"Его тенета моих кос заполонили навсегда!"

Рожден из праха, прахом вновь я стал, но ты не сыщешь в нем
Пылинки, где моя любовь не сохранила бы следа!

Тебе без сердца суждено, душа, со мною вековать:
Из пут ее кудрей оно не возвратится никогда.

"Словам красавиц веры нет!" - мне говорят, а я скажу:
"Красивым чуждо чтить обет, в их сердце верность не тверда!"

Отшельник, дружбу ты найдешь в хмельном разгуле - у гуляк:
Чем лучше ханжество святош - их лицемерье и вражда?

Тебе, чья стать - из серебра, да будет хною кровь моя:
Ведь если ты со мной добра, то мне и гибель - не беда!

О, Насими - с тобой! Ему и оба мира не нужны:
Кто предан истине, тому какая в двух мирах нужда?

 

* * *

Когда моя луна взойдет на небосклоне красоты,
Весь озаренный небосвод и лик луны увидишь ты.

Едва увидит райский сад твой величаво-стройный стан,
Падут и в ревности сгорят все кипарисы и кусты.

Когда, красой своей горда, с чела отнимешь ты покров,
Поникнут розы от стыда, кляня разбитые мечты.

Твой лик, сверкая белизной, затмил и пристыдил луну:
Она ущербной и больной взошла в оправе темноты.

Гадал я, в чем судьба моя, по свитку лика твоего -
В любой из сур провидел я Юсуфа дивные черты.

Ты станом в сердце мне вросла, о мой желанный кипарис, -
Меня пронзила та стрела - все силы сердца отняты.

Когда бы ты в своей красе предстала ангелам, они
Воскликнули бы разом все: "Вот лик нетленной чистоты!"

Витки курчавого пушка блестят у влаги твоих уст -
Так у прохлады родника кустятся вешние листы!

Твоих бровей крутой излом - как полумесяц в небесах,
Твоим сияющим челом все выси неба залиты.

Когда б отшельникам прочли хоть строчку этого стиха,
Их стон восторженный с земли достиг бы горней высоты!

Твои уста! Все тайны их лишь Насими сумел познать -
Кому же тайну уст своих, кроме него, явила ты?

 

* * *

Провидцы истины твой лик красой томящей называют.
А кудри - узами вериг, коварной чащей называют.

Все пленники любовных грез скрижалей вечных письменами
Извивы твоих черных кос и лик манящий называют.

Влюбленным суть твоих очей открыл священный стих о птицах:
Они черту твоих бровей в веках парящей называют.

И даже те, кто лгать готов, - твоих зубов увидев перлы,
Бесценной нитью жемчугов их ряд блестящий называют.

Кто видел, как твой сад влекущ, они, любовью одержимы,
Его красою райских кущ животворящей называют.

Хмельные от истомных глаз, тобой плененные страдальцы
Аскетом, затаившим сглаз, твой взор пьянящий называют.

Плененные твоей красой в ней видят след китайской кисти:
Они напрасно образ твой красой мертвящей называют.

Ты - бедствие для горемык: ты жизнь и веру похищаешь,
И люди - мукою твой лик, бедой грозящий, называют.

Все, кто душой к тебе влеком, к рубинам уст твоих стремятся:
Их верно райским родником - водой живящей - называют.

Как Насими, по свиткам книг познавшие твой образ вечный
Скрижалью истины твой лик, глаза слепящий, называют.

 

* * *

Лучась челом, правдиво говорит:
"Мой лик - луна и диво!" - говорит.

"О, если кипарис пленен не мной,
Что ж к розам льнет он льстиво?" - говорит.

Кичлив красой извив ее кудрей,
Но правду вязь извива говорит!

Трепещет сердце: кто стучится в дверь?
А горе "Друг твой" - лживо говорит.

"Где стан твой тонкий?" - я ее спросил, -
"Не знаю, где!" - игриво говорит.

Любой, кого про лик ее спрошу,
"В нем око мира живо!" - говорит.

Мудрец, проникший в суть ее красы,
"Она - сам бог!" - учтиво говорит.

Я косы ее с мускусом сравнил -
"Ах, ложь всегда болтлива!" - говорит.

"О, утоли, - молил я, - пыл души!" -
"Могу ли?" - горделиво говорит.

"Нет смуты, равной смуте моих глаз", -
Кумир мой справедливо говорит.

"За миг со мной всего два мира дать -
Не велика ль нажива?" - говорит.

Она игрой бровей, очес и кос
"Свиданье - миг порыва!" - говорит.

О Насими, она дыханьем уст
"Ты захмелел на диво!" - говорит.

перевод С. Иванова

 

* * *

"Я - бог!" - как Мансур эту истину я возгласил,
Одних озарил, а других возмутил и взбесил.

Я - кыбла для праведных, любящий друг - для влюбленных,
Ваш сад я, ваш дом, что для каждого двери открыл.

Я - зоркий Муса, что с вершины беседует с богом,
Я - светлый Синай, что пророку пути озарил.

Красу твоих грозных бровей созерцать я достоин,
В огонь твой вступаю и сам становлюсь огнекрыл.

Слиянье с творцом - вот святое вино моей веры,
И я на пиру эту чашу до дна осушил.

О ты, чьи уста словно полдень, а волосы - полночь,
Вином стань моим, стань целебным источником сил.

Во мне и вовне - ты повсюду, куда я ни гляну,
Отныне я в счастье страданья свои превратил.

Я всех восемнадцати тысяч миров повелитель,
Аллаха, сокрытого всюду, в себе я сокрыл.

Я - тайна, живучая в каждом непознанном чуде,
Я - солнце, горящее ярче небесных светил.

Пред вами отверз Насими сокровенную правду:
Я счастлив, я знаю, что бога в себе воплотил!

перевод С. Северцева

 

* * *

Взглянули розы на тебя, и зависть гложет их.
И сахар, покраснев, узнал про сладость губ твоих.

Ресницы бьют меня в упор под тетивой бровей,
И снова жаждет жадный взор все новых жертв моих.

Своей жестокостью едва ль меня отвадишь ты -
Дерзки влюбленные, душа враждует с телом в них.

Навылет сердце мне пронзить всегда готов твой взгляд.
Ужели взглядов для меня ты не нашла других?

Тебе не знаю я цены, о дорогая дичь!
Ты мне дороже всей земли, дороже дорогих.

Слезами вновь мои глаза сейчас кровоточат.
Готов я кровь тебе отдать из красных жил своих.

Сними с лица чадру, она затмила нам луну.
Не дай, чтоб Насими сгорел в мучениях глухих.

 

* * *

Все ярким солнцем твоего лица освещено,
Благоуханием твоих кудрей напоено.

Живую воду губ твоих я устыдился пить.
Как сахар, речь твоя сладка, пьяняща, как вино.

Что для себя могу просить я у небес, когда
Тебе богатство двух миров создателем дано.

Тому, кто б ножку захотел поцеловать твою,
Навек лишиться головы тотчас же суждено.

О том, чтоб мне счастливей стать, не стоит хлопотать:
С начала мира в жизни все аллахом решено.

К нам с колосящихся полей пусть долетит зефир,
Пусть будет все кругом его дыханием полно.

Тебя увидел Насими, красавица моя,
И божество с тех пор в моих зрачках отражено.

 

* * *

Мир не стоит, так пусть твои пройдут в движеньи дни.
Мир блеском, мишурой покрыт - обманчивы они.

Не станет время ждать тебя, оно уйдет вперед.
О прозорливый, в этот мир поглубже загляни.

Богатство всей земли - тщета, пойми, о господин!
Все блага мира от себя с презреньем отними!

Но если любишь - за нее, избранницу души,
Хоть палачу отдай себя, хоть сам себя казни!

О сердце, заблудилось ты во тьме ее волос.
Любовь, подумай обо мне, на утро ночь смени!

И если завершился мир твоею красотой,
Как Магомет, опять к луне свой палец протяни.

И если ты, как Моисей, встречаешься с огнем,
То светом чуда озарись и тайну объясни.

Ты в мире только на пять дней, но раз мужчина ты -
Ты корень мира, вырвав прочь, по-своему согни.

Да, Насими узнал теперь, что смерть к тебе пришла.
Скажи, Ширин, что мертв Фархад, потухли глаз огни.

перевод К. Симонова

 

Рубаи

* * *

"Я - вечный свет, лишь с виду прах!" - сказал я.
"Суть всех вещей - в моих словах!" - сказал я.
Пускай не все поймут, пускай не все поверят:
"Аллах во мне, я сам - Аллах!" - сказал я.

* * *

Чтоб этот мир понять, им восхититься надо,
Чтоб свет любви познать, страдать в темнице надо,
И, если ты султан, а хочешь видеть бога,
С престолом и венцом тебе проститься надо.

* * *

Я тебя полюбил - и страшнее мученья нет,
Я по миру бродил - но нигде утешенья нет.
Всем теперь скажу: кроме губ незримых твоих,
Для души влюбленной иного леченья нет.

* * *

В чужой цветущий сад вошел я, дерзновенный,
И замер, восхищен красою сокровенной.
Склонилась лилия ко мне и прошептала:
"Ах, настоящий миг - лишь этот миг мгновенный!"

* * *

Я - вечность, ей нет и не будет конца,
Я - чудо творенья и сила творца,
Я - кравчий, наполнивший чашу познанья,
Я - свет, что пронзит все людские сердца!

перевод С. Северцева