История о том, как Саманиды перешли от Авесты к Исламу
Выдающееся культурное наследие саманидского периода - результат синтеза мусульманских традиций и доисламских обычаев Центральной Азии. Синтеза противоречивого, а потому вдвойне удивительного
Правление таджикской династии Саманидов в Центральной Азии – одна из самых ярких страниц истории региона. После того как легендарный царь Исмаил Самани освободил свои земли от владычества Арабского Халифата, на территориях нынешних Таджикистана, Узбекистана и Афганистана начался расцвет экономической, духовной и художественной жизни.
И это же время на фоне блистательного культурного подъема происходит формирование таджиков как самостоятельного этноса. В исторических регионах Хорасана в Мавераннахра широкое распространение получает персидский язык – предшественник таджикского – фарси – дари, заместивший восточноиранские языки.
Культура региона получила настолько мощный творческий импульс, что даже смена династий в XI в, не смогла остановить ее развитие, продолжавшиеся еще на два столетия, вплоть до монгольского нашествия.
И сегодня культурное наследие Саманидов особо явственно можно наблюдать на примере классической литературы и архитектуры, о которой мы и поговорим.
Халифат открывает новый мир
К IX веку в мусульманском мире сформировался стиль, который иногда называют "общехалифатским", и в нем уже не так легко разглядеть арабские, восточноиранские, египетские, сирийские и римско-византийские элементы – благо Халифат был открыт для самых различных видов искусства, если их хоть как-то можно было сочетать с кораническим учением.
Хотя под влиянием исламских концепций художественные мотивы персидской культуры постепенно сменяются геометрическими и растительными орнаментами, изобразительное искусство не исчезло совсем. Стилизованные изображения птиц, животных и людей, органично вплетенные в орнаментальную вязь, со временем все больше растворяясь в ней, становясь лишь символическими знаками.
Что касается персидского влияния, то известный французский исследователь Жан-Поль Ру отмечает: "если архитектура ислама и зародилась под сиро-византийским влиянием, она не имела сильных традиций, оставалась податливой и претерпела глубокую трансформацию в результате влияния иранцев".
А вот современный таджикский философ Акбар Турсон отмечает, что длительный культурный диалог арабских и персоязычных народов VIII–IX вв. завершился грандиозным духовно-историческим компромиссом: Аджам (исторические территории Центральной Азии) был исламизирован, а Ислам аджамизирован!
При новой, таджикской династии слияние древних традиций региона с новой исламской идеологией привело к созданию самобытного стиля, названного "саманидским".
Архитектурные сооружения этого периода – это гармония функционального и декоративного, в англоязычной литературе характеризуемая фразой the simple and noble, "простой и благородный".
Центральная Азия вошла в состав Халифата как равноправный член исламского мира – разнообразного по своему этническому составу, но сцементированного новой религиозной идеологией. И многие доисламские святыни стали приспосабливаться для нужд ислама.
Так, по сообщению таджикского автора X века Мухаммада Наршахи, в Бухаре арабы использовали как мечети два храма, посвященных восточноиранским божествам, и одну христианскую церковь. К примеру, датируемая XI–XII вв. бухарская мечеть Магоки Аттори, по определению летописца, "одна из самых замечательных в Бухаре", прежде являлась языческим храмом.
Археологические изыскания и письменные источники достаточно точно позволяют представить облик городов Центральной Азии саманидского времени. Обычно город состоял из трех частей: расположенной на возвышенности цитадели с дворцом – кухандиза, собственно города, обнесенного стеной, – шахристана, и пригорода – рабада, где располагались караван-сараи, бани и шумный колоритный базар.
Позже по мере разрастания города рабад тоже стал обноситься крепостной стеной, становясь средоточием городской жизни. Сюда переносились общественные центры, застроенные монументальными общественными и культовыми сооружениями. Развитие города напоминало живой организм, который трансформировался по мере развития, растекался пестрым ковром по окрестной местности. Особого расцвета достигают Бухара и Самарканд, а также города Мерв, Нишапур, Балх, Хулбук и Худжанд.
Он же упоминал о наличии в Самарканде технического новшества, доступного лишь очень богатым городам, – водопровода со свинцовыми трубами.
Другой крупный центр владений Саманидов, город Балх, в описании средневековых авторов представляется как хорошо укрепленное и процветающее селение.
Так, Аль Мукадаси (X век) называет его раем Хорасана и пишет, что "жители его – люди деликатные, дома их обширны, рынки хороши; плоды его удивительны, жизненные блага дешевые, вода легкая. В нем предметы торговли, дающие прибыль, и много богатства; в иранской области нет мечети, подобной его пятничной мечети, и нет на востоке города, подобного ему".
Минарет как указатель
С внедрением ислама мечети становятся сердцем любого города, сосредоточением его духовной и культурной жизни, что неудивительно – зодчие специально стремились декором и озеленением создать пространство, располагающее к созерцательности и размышлению.
Идея эта не нова и связана с представлением древних иранцев о рае как о благоухающем огражденном саде paradaeza (вспомните английское слово paradise), так блестяще воплощенном в садово-парковом искусстве Востока, а позже – Запада.
Археологические раскопки указывают на то, что при Саманидах в Самарканде на руинах доисламского храма была возведена квадратная многоколонная мечеть арабского типа с деревянными, поддерживающими перекрытие колоннами.
"Во времена неверных это было их храмом и местом поклонения. В халифство эмира правоверных Османа был завоеван Самарканд, тех идолов разбили и перевернули вниз головой, а капище обратили в пятничную мечеть", – пишет географ Ибн Хаукаль.
Образцом приспособления старых доисламских зданий к нуждам новой веры может служить мечеть Деггарон близ Бухары, датируемая IX–X вв. Это, вероятно, единственный сохранившийся образец четырехколонного зала с пятикупольной конструкцией перекрытия. Древнейшие мечети на территории Таджикистана обнаружены археологами на городище Бунджикат – столице средневековой Уструшаны на севере страны, и на юге в Хульбуке.
А непременные атрибуты крупных мечетей – минареты – были не только религиозным символом, но и выполняли исключительно важную утилитарную функцию, являясь главными ориентирами в сложной и запутанной структуре восточного города. Классический центральноазиатский минарет X-XII веков опирался на квадратное основание, выше он переходил в восьмигранник, а основной ствол имел форму цилиндра. Его вершину венчал миниатюрный фонарь с куполом.
Примечательна удивительная долговечность строений тех времен, о которой, вероятно, не догадывались сами древние архитекторы. Так, на территории современного Таджикистана в верховьях Зерафшана в селениях Варз, Фатмев и Рарз сохранились три минарета X века, возведенные из, казалось бы, не слишком прочных сырцовых кирпичей.
"Отели" Шелкового пути
Время правления Саманидов иногда называют эпохой "таджикско-персидского Ренессанса". В Мавераннахре и Хорасане возникают первые учебных заведения – медресе, и происходит это намного раньше, чем в центральных областях Халифата. Русский востоковед Василий Бартольд считает, что первые медресе возникли в Балхе, по обе стороны от Амударьи, а швейцарский ученый Адам Мец называет город Нишапур родиной первых учебных заведений подобного типа.
Известно, что при Саманидах в Самарканде существовало 17 медресе, принадлежавших мутазилитам, керамийцам и исмаилитам, в которых помимо религиозных дисциплин преподавали светские науки. Что любопытно, планировочная схема медресе в виде просторного двора, с четырьмя айванами на главных осях, с кельями-худжрами по периметру, возможно, происходит от планировки буддийских храмово-монастырских комплексов, подобных Аджина-тепа на юге Таджикистана.
Миграции и смешению культур, характерных для периода VII–X веков, способствовало не только развитие образования и множество религиозных школ внутри ислама, но и обширная торговля между странами, входящими в Халифат.
Тысячи верениц верблюдов и купцов, мерно шедших по пыльным дорогам огромной исламской империи, нуждались в крове, отдыхе и защите. Такими приютами служили караван-сараи, по своему монументально-репрезентативный характеру не уступавшие некоторым домам высокой знати.
Известно, что при Саманидах в Самарканде существовало 17 медресе, принадлежавших мутазилитам, керамийцам и исмаилитам, в которых помимо религиозных дисциплин преподавали светские науки. Что любопытно, планировочная схема медресе в виде просторного двора, с четырьмя айванами на главных осях, с кельями-худжрами по периметру, возможно, происходит от планировки буддийских храмово-монастырских комплексов, подобных Аджина-тепа на юге Таджикистана.
Миграции и смешению культур, характерных для периода VII–X веков, способствовало не только развитие образования и множество религиозных школ внутри ислама, но и обширная торговля между странами, входящими в Халифат.
Тысячи верениц верблюдов и купцов, мерно шедших по пыльным дорогам огромной исламской империи, нуждались в крове, отдыхе и защите. Такими приютами служили караван-сараи, по своему монументально-репрезентативный характеру не уступавшие некоторым домам высокой знати.
Караван-сарай был больше чем просто постоялый двор. Это была и торговая фактория, и логистическая база и своего рода символ экономической мощи государства, его форпост на границах с кочевым миром.
Блестящим образцом погребального зодчества считается усыпальница Саманидов в Бухаре, возведенная на рубеже IX–X вв. Это небольшое, ориентированное по сторонам света здание. – целиком из обожженного кирпича. Углы кубического объема поддерживают массивные башни-стержни, а верхнюю часть фасада венчает обходная галерея – равак.
В самой стилистике и декоре мавзолея отчетливо видны следы доисламского зодчества, восходящие к древнеиранским храмам огня – чортак. Неслучайно исследователь мусульманской архитектуры Хилленбранд назвал мавзолей Саманидов "храмом огня в исламском одеянии".
Появление такого изящного и отнюдь не простого с точки зрения средневекового зодчества сооружения предполагает наличие длительного предшествующего строительного опыта, целой архитектурной школы, образцы которой по большей части, увы, не дошли до нашего времени. Все-таки сырцовый кирпич хоть и весьма крепок, но на тысячелетний срок рассчитан не был.
А вот на севере Таджикистана в селении Чорку расположен мавзолей Амир Хамза Хасти Подшо. Долгое время это строение с уникальной деревянной резьбой смотрится в окружении поздних пристроек как драгоценная жемчужина в раковине. Это единственный из сохранившихся в Центральной Азии деревянных памятников периода Х–XI вв.
Древняя часть мавзолея представляла собой квадратную постройку в виде навеса на колоннах, ограниченного с двух сторон стенами. Все колонны и потолки покрыты выразительной резьбой по дереву, в которой еще живут отголоски изобразительности доисламского искусства, но уже достаточно стилизованной и органично включенной в сложную вязь орнаментики и изящных куфических надписей.
Вечно живое искусство Таджикистана
Древнеиранское наследие и привнесенная исламская традиция сформировали новый уникальный тип жилищ, мечетей, дворцов и мавзолеев. Архитектура этого периода сочетает в себе и многовековые традиции, и новаторский дух, оставаясь аристократически изящной, декоративно насыщенной и при этом сомасштабной человеку.
Виртуозной комбинацией простых геометрических фигур талантливые инженеры и строители создавали сложные комбинации из обожженного кирпича, терракоты и гипса, доведя до совершенств
а типы сооружений, которые на протяжении столетий останутся образцами исламской архитектуры.
"Со страниц истории ушла последняя блестящая эпоха согдийско-иранского рыцарства, аристократической культуры и искусства. Но, несмотря на правление в Мавераннахре и Хорасане тюркских ханов Караханидов, Газневидов, затем Сельджукидов, преемственность культурных и художественных традиций не прерывалась, и даже после оседания тюрок и их ассимиляции в местной, ирано-таджикской культурной среде", – резюмирует знаменитый исследователь восточной архитектуры Сергей Хмельницкий.
Тюркским династиям, пришедшим на смену Саманидам, нечего было противопоставить многовековой непрекращающейся культуре ирано-центральноазиатского региона: они сделали персидский языком двора и всячески поддерживали древние традиции в литературе, живописи и архитектуре.
"Греция, взятая в плен, победителей диких пленила", – так в свое время римский поэт Гораций описал покорение Эллады военной мощью Римской империи. На территории Центральной Азии более тысячи лет спустя произошло то же самое - перед обаянием иранской культуры не устояли ни тюрки, ни завоеватели-монголы, покоренные изяществом и талантами древних.