Восстание Махмуда Тараби
Восстание Махмуда Тараби в 1238 г. Перед доведенными да полной нищеты народными массами, крестьянами и ремесленниками, встала дилемма: либо погибнуть от голода и полного бесправия, либо добиться улучшения своей жизни путем восстания против насилий монгольской власти и связанных с нею феодалов. Жители Бухары и ее вилаета встали на путь активного выступления. По рассказу Джувейни, восстание возникло в Бухаре и ее округе в 1238 г, В трех фарсахах от Бухары есть селение Тараб, в котором жил и работал ремесленник, специалист по выделке сит, Махмуд Тараби. В селении этом и его окрестностях земледельцы и ремесленники, по словам Джувейни, собирались на особые-«еретические» собрания, на которых устраивались угощения и пляски на этих же собраниях они обсуждали свою тяжелую жизнь под игом монголов и связанных с ними местных феодалов. Нет ничего невероятного в сообщении Джувейни о характере этих собраний, так как в средние века, в условиях феодального общества, люди, недовольные порядками, порывали с господствующей религией и посвящали себя какому-либо еретическому учению. На этих собраниях выделялся Махмуд Тараби, который приобрел среди своих земляков такой большой авторитет и доверие, что они повиновались каждому его слову. О проповеди Махмуда Тараби стало известно и в Бухаре, где у него нашлись сторонники, в том числе ученый-богослов знатного происхождения Шемсуддин Махбуби. По ряду обстоятельств он резко разошелся со своей средой, стал отщепенцем в рядах высшего, духовенства и начал активно поддерживать проповедь Махмуда Тараби. С каждым днем число сторонников Махмуда Тараби увеличивалось. В Тарабе и других бухарских селениях проповедь его была настолько популярна, что народ ожидал только сигнала к выступлению против монголов и местной феодальной знати — светской и духовной. Об идеях Тараби узнали и монгольские власти. «Эмиры и баскаки, которые находились [в Бухаре], устроили совещание о мерах к успокоению вспыхнувшей смуты и отправили в Ходжент, к правителю Ялавачу, гонца с извещением о случившемся»,— пишет Джувейни. Сознавая пока свое бессилие и невозможность пойти на открытое выступление против Махмуда Тараби и его сторонников, баскаки и эмиры решили хитростью заманить народного вождя в Бухару и по дороге убить его. С этой целью к Махмуду в Тараб было направлено несколько монгольских военачальников во главе с Тамша. Однако Махмуд понял их замысел. Тем не менее он направился в Бухару, где был встречен народом радостными привествиями и обещанием поддержки. Характерно, что, явившись И Бухару, Махмуд Тараби сразу направился ко дворцу Мелика Санджара. Он как бы подчеркнул преемственную политическую связь с движением последнего. «Квартал и базар,— пишет Джувейни,— в котором находился Махмуд, были так запружены народом, что и кошке невозможно было пройти». Эмиры и баскаки не дремали и готовились к расправе. Кто-то сообщил об этом Махмуду Тараби, и тот понял опасность дальнейшего пребывания в Бухаре. Кроме того, нельзя было упускать благоприятного момента для выступления, пока силы Махмуда Ялавача не поспели на помощь из Ходжента. Вот почему Махмуд Тараби покинул город и ушел в ближайшие окрестности, к холму Абухафса (сейчас же на север от городской стены). Здесь стали собираться его ближайшие сторонники как из самого города, так И из соседних деревень и селений. К ним, согласно Джувейни, и обратился Махмуд Тараби со следующими словами: «О защитники истины, что еще медлить и ждать, необходимо очистить мир от Неверных, пусть каждый приготовит и обратит в дело, что у него имеется из оружия и орудий или палок и дубин». Этот призыв сыграл решающую роль. Около Махмуда Тараби вобрался большой отряд преданных делу людей, пусть плохо вооруженных, но готовых отдать жизнь за дело освобождения родного города и родных селений от монголов и их приспешников Местных феодалов. С отрядом своих вооруженных сторонников Махмуд Тараби вновь вошел в Бухару и остановился во дворце Раби'а. На этот раз баскакам и эмирам не оставалось ничего другого, как уступить восставшим и тайно готовить будущий отпор. Тем временем Махмуд Тараби пригласил во дворец Раби'а садров, вельмож и именитых людей Бухары. «Глава садров Бурхануддин, отпрыск могущественной семьи,— пишет Джувейни — дал Махмуду халифскую власть на том основании, что тот не является для него неприемлемым как в отношении ума, так и по тических уступок сохранить свои земли, недвижимую и движимую собственность и некоторые социальные привилегии. Особенно монголы поддерживали высшее мусульманское духовенство, считая, что оно может оказать им большую услуги при насаждении идеологии покорности монгольским ханам. Покровительствовали монгольские ханы и мусульманским купцам. Установившийся постепенно контакт, между монгольской властью и господствующими классами покоренного Мавераннахра очень дорого обошелся простому народу. Двойной гнет с каждым годом ухудшал положение крестьян. Кроме обычного земельного налога — хараджа, который при монголах назывался «калан» земледельцы должны были нести много всякого рода повинностей и служб. Откупная система, сверху донизу основанная на злоупотреблениях, делала налоги и повинности для податного населения совершенно непереносимыми. В соседнем Иране система эта довела страну до такого состояния, что крестьяне бросали насиженные места, все свое имущество и уходили, «куда глаза глядят». В очень тяжелых условиях жили при монголах и городские ремесленники. Количество их в городах сократилось. Восстание Махмуда Тараби в 1238 г. Перед доведенными да полной нищеты народными массами, крестьянами и ремесленниками, встала дилемма: либо погибнуть от голода и полного бесправия, либо добиться улучшения своей жизни путем восстания против насилий монгольской власти и связанных с нею феодалов. Жители Бухары и ее вилаята встали на путь активного выступления. По рассказу Джувейни, восстание возникло в Бухаре и ее округе в 1238 г, В трех фарсахах от Бухары есть селение Тараб, в котором жил и работал ремесленник, специалист по выделке сит, Махмуд Тараби. В селении этом и его окрестностях земледельцы и ремесленники, по словам Джувейни, собирались на особые-«еретические» собрания, на которых устраивались угощения и пляски на этих же собраниях они обсуждали свою тяжелую жизнь под игом монголов и связанных с ними местных феодалов. Нет ничего невероятного в сообщении Джувейни о характере этих собраний, так как в средние века, в условиях феодального общества, люди, недовольные порядками, порывали с господствующей религией и посвящали себя какому-либо еретическому учению. На этих собраниях выделялся Махмуд Тараби, который приобрел среди своих земляков такой большой авторитет и доверие, что они повиновались каждому его слову. О проповеди Махмуда Тараби стало известно и в Бухаре, где у него нашлись сторонники, в том числе ученый-богослов знатного происхождения Шемсуддин Махбуби. По ряду обстоятельств он резко разошелся со своей средой, стал отщепенцем в рядах высшего, духовенства и начал активно поддерживать проповедь Махмуда. Тараби. С каждым днем число сторонников Махмуда Тараби увеличивалось. В Тарабе и других бухарских селениях проповедь его была настолько популярна, что народ ожидал только сигнала к выступлению против монголов и местной феодальной знати — светской и духовной. Об идеях Тараби узнали и монгольские власти. «Эмиры и баскаки, которые находились [в Бухаре], устроили совещание о мерах к успокоению вспыхнувшей смуты и отправили в Ходжент, к правителю Ялавачу, гонца с извещением о случившемся»,— пишет Джувейни. Сознавая пока свое бессилие и невозможность пойти на открытое выступление против Махмуда Тараби и его сторонников, баскаки и эмиры решили хитростью заманить народного вождя в Бухару и по дороге убить его. С этой целью к Махмуду в Тараб было направлено несколько монгольских военачальников во главе с Тамша. Однако Махмуд понял их замысел. Тем не менее он направился в Бухару, где был встречен народом радостными привествиями и обещанием поддержки. Характерно, что, явившись И Бухару, Махмуд Тараби сразу направился ко дворцу Мелика Санджара. Он как бы подчеркнул преемственную политическую связь с движением последнего. «Квартал и базар,— пишет Джувейни,— в котором находился Махмуд, были так запружены народом, что и кошке невозможно было пройти». Эмиры и баскаки не дремали и готовились к расправе. Кто-то сообщил об этом Махмуду Тараби, и тот понял опасность дальнейшего пребывания в Бухаре. Кроме того, нельзя было упускать благоприятного момента для выступления, пока силы Махмуда Ялавача не поспели на помощь из Ходжента. Вот почему Махмуд Тараби покинул город и ушел в ближайшие окрестности, к холму Абухафса (сейчас же на север от городской стены). Здесь стали собираться его ближайшие сторонники как из самого города, так И из соседних деревень и селений. К ним, согласно Джувейни, и обратился Махмуд Тараби со следующими словами: «О защитники истины, что еще медлить и ждать, необходимо очистить мир от Неверных, пусть каждый приготовит и обратит в дело, что у него имеется из оружия и орудий или палок и дубин». Этот призыв сыграл решающую роль. Около Махмуда Тараби вобрался большой отряд преданных делу людей, пусть плохо вооруженных, но готовых отдать жизнь за дело освобождения родного города и родных селений от монголов и их приспешников Местных феодалов. С отрядом своих вооруженных сторонников Махмуд Тараби вновь вошел в Бухару и остановился во дворце Раби'а. На этот раз баскакам и эмирам не оставалось ничего другого, как уступить восставшим и тайно готовить будущий отпор. Тем временем Махмуд Тараби пригласил во дворец Раби'а садров, вельмож и именитых людей Бухары. «Глава садров Бурхануддин, отпрыск могущественной семьи,— пишет Джувейни — дал Махмуду халифскую власть на том основании, что тот не является для него неприемлемым как в отношении ума, так и по благородству; он же [глава садров] провозгласил садром Шемсуддина Махбуби». Эти слова Джувейни весьма примечательны. Махмуд Тараби прекрасно понимал, что в сознании народа не обходимо как-то узаконить его власть в Бухаре и вилаете. Вот почему он заставил представителей высшего мусульманского духовенства в лице садров провозгласить себя халифом, дабы сосредоточить в своих руках законную духовную и светскую власть. Немедленно после провозглашения его законным правителем Махмуд Тараби провел ряд мероприятий, направленных против тех из, феодальной чиновной и нечиновной знати, которые особенно запятнали себя связью с монголами и которых так ненавидел простой люд. «Большую часть вельмож и людей именитых подверг он оскорблению и обесчестил, некоторых убил, другая же часть бежала. Простому народу и бродягам он, наоборот, выказал расположение», Махмуд Тараби понимал, что самые трудные дни впереди, и потому усиленно готовился к вооруженной борьбе с монгольскими отрядами, которые должны были подойти к Бухаре. Бежавшие из Бухары эмиры и баскаки собирали свои силы в Кермине, Из ближайших районов набралось сравнительно большое монгольское войско и направилось к Бухаре. По словам Джувейни, «Махмуд со своей стороны приготовился к сражению и вышел навстречу вражескому войску с базарными людьми, одетыми в рубахи и штаны». В происшедшей битве победили сторонники Махмуда Тараби разбитые монголы бежали к Кермине. К восставшим повсюду присоединялись новые отряды. «Население окрестных рустаков вышло из своих деревень и, забрав с собой лопаты и топоры, при соединились к последователям Махмуда, и всякого, кого удавалось настичь, особенно сообщников податей и богатых людей, они хватали и раскраивали им топором голову. Так, в погоне они дон шли до Кермине. Было убито 10 тыс. человек». Эта победа была кульминацией движения Махмуда Тараби. В дальнейшем оно резко пошло на спад. Дело в том, что во время этого сражения погибли от случайных стрел Махмуд Тараби и Шемсуддин Махбуби. На место убитых восставшие выдвинули двух братьев Махмуда—Мухаммеда и Али. Эти люди не имел ни нужного авторитета, ни организаторских способностей. Вот по чему в самый ответственный момент они оказались совершенно не подготовленными к новому столкновению с монголами. Не прошло и какой-нибудь недели после сражения, как появились новые отряды монголов, возглавленные Ильдизом Нойоном и Чеканом Курчи. Сторонники Махмуда Тараби были совершенно разбитые потеряли убитыми около 20 тыс. человек. Монголы вошли в Бухару и со всей жестокостью расправились с населением. Насилия над бухарцами и окрестными крестьянами приняли такие размеры что даже суровый и коварный Махмуд Ялавач, явившись в Бухару потребовал прекращения бессмысленных избиений. В 1251 г., после воцарения Мункэ-каана последовал указ провести новую перепись населения Мавераннахра и твердо установить причитающийся налог (мал-и карари). В начале шестидесятых годов перепись в Бухаре проводилась по приказу Кубилай-каана. В городе оказалось 16 тысяч семейств. Из них половина находилась в непосредственном подчинении каана, 5 тысяч принадлежали потомкам Батыя, т. е. Джучидам, а 3 тысячи — матери Мункэ и Хулагу. Столетнее монгольское завоевание, бесконечные поборы, нескончаемые междоусобицы Чингизидов привели к тому, что на курултае 1269 г. Мавераннахр был признан разоренным до крайности. Многие плодоносные земли его не возделывались, целые оазисы Пришли в запустение. Особенно сильно страдала бухарская область, находившаяся на окраине Мавераннахра, где часто проходили войска. После жесточайших разорений в семидесятых годах Бухара совсем опустела. Бесправие и обнищание народных масс Средней Азии много-Кратно усиливалось вследствие междоусобных войн Чингизидов.