Неужели проедаемое доселе советское производство было бы неконкурентоспособным там, где пробился далеко не такой технологичный Китай? Если нет, то давай подумаем, зачем было становиться колонией, год за годом сливающей науку, армию, промышленность, культуру? Зачем было рвать страну на части, провоцируя резню и этническую вражду? Чем это выгодно лично тебе?
Качать нефть оказалось выгоднее, чем вкладывать деньги в развитие технологий. Когда Хрущёв сосредоточил абсолютную власть в своих руках, он пробовал лично проталкивать реформы по ускорению и модернизации вопреки локальной и мировой тенденции, но очень быстро достал коллективный разум своими инициативами, и его отправили доживать свой век на пенсию. Вскоре «железный занавес» снова опустился и главой государства стал полностью соответствовавший чаяниям бюрократов Брежнев.
Занавес опустился не потому, что надо было закрыть несчастным советским людям доступ к западным ценностям и благам в силу их тлетворного влияния, а в силу все того же глобального противостояния: в 70-е Союз начал медленно деградировать и замедлять темп развития, западая все глубже в пропасть, из которой его остатки не могут выбраться больше 40 лет. Вначале проблемы попробовали решать административными мерами. К административным мерам, конечно же, добавили и экономических послаблений. Брежнев умудрился построить «нефтяной коммунизм», о котором снова говорят с недавнего времени — продажи за рубеж нефти, алмазов и леса вкупе с высокими закупочными ценами позволили окончательно забить на всё другое производство. Проще говоря, проблему тупика в развитии заткнули деньгами, а сам совок стал превращаться в органический сырьевой придаток общемировой экономики. Можно было целыми днями протирать штаны на работе и всё равно получать хорошую зарплату, ничего не делая. Всё, что было нажито, потихоньку проедалось и просиралось, становясь ненужным, ибо по сравнению с экспортом давало мизерную часть ВВП. Если до начала правления Брежнева были планы по освоению целины, постройке Байконура, строительству заводов-гигантов и исследованию сверхсовременного на тот момент термоядерного оружия, то главное достижение эпохи Брежнева — постройка газопровода «Уренгой-Помары-Ужгород».
Ассоциации понятны. Единственное отличие, что брежневские нефтяные деньги действительно шли в народ, а не в оффшоры. За технологическим отставанием уже с середины 1970-х последовательно образовался бюджетный дефицит, отрицательной импортно-экспортный баланс, дефицит товаров и растущий, как на дрожжах, внешний долг. В 78 году с прилавков пропала колбаса. Студенты-провинциалы занялись извозом мяса и колбасы в свои дальние и не очень края-городки, для чего специально покупали чемоданы в размер колбасных палок. Рыба, кстати, была всегда, но факт с колбасой настолько известный и символизирующий, что его нельзя не упомянуть. Короче говоря, проблема не решалась ни административными послаблениями, ни экспортными деньгами. Причины событий 70-х скрывались глубже:
Внутри системы наёмного труда (капитализм<=>социализм) появилось нечто принципиально новое, незамкнутое внутри отношений наёмного труда полностью. Западные умники назвали его пост-индустриальным производством. В чём конкретно заключалась «пост-индустриальность» никто не понимал, да и понимать не пытался, что отразилось уже в самом её названии — то, что после индустриального (а по сути-то что?). Сегодня, когда явление стало общепризнанным даже для быдла, его назвали «информационной экономикой», но тогда западные умники предполагали, что «постиндустриальное» лишь дополняет и развивает «индустриальное», но не приводит к каким-то радикальным-революционным последствиям.
Суть информационной экономики была не в «рынке услуг», и проста как три рубля: знание не может быть товаром, потому что товар ВСЕГДА отчуждается от производителя и переходит к покупателю, а знание у производителя ВСЕГДА остаётся. Если у меня есть идея и я делюсь ею с тобой, то она у меня остаётся, хочу я этого или нет, и могу еще с кем-нибудь поделиться, совершенно бесплатно, кстати. С момента победы сторонников «социализма в одной стране» целью государства стала социально-экономическая польза, которую далеко не всякое знание давало: конкретные плоды и прибыль создавали только практики, для обучения которых были необходимы грамотные теоретики, которые стояли на плечах кропотливых историков и педагогов. Когда величина прибыли от вложений в образование и науку перестала коррелировать с величиной вложений (построенных университетов, институтов, лабораторий, etc), советскому государству стало выгодно и пришлось вкладывать деньги в нефть и газ. Инвестора-государство банально НЕ ИНТЕРЕСОВАЛО, почему так получалось: в его глазах историки, теоретики и педагоги становились низкоэффективным полем для вложений. Они не получали от государства реальных задач и заказов, как следствие занимались имитацией бурной деятельности и в итоге становились унылым прибежищем для всех тех, кто хочет делать вид, что работает, есть и не работать. Отсюда и презрение к такого рода заведениями и занятиям, сохранившееся до сих пор. Вопрошая: «ну и что мне в жизни даст эта ваша география?», — российская школота всего лишь наследует ставшему притчей по языцех позднесоветскому пренебрежению к учёным и педагогам: мол, нам, дебилам, от географии пользы нет, так зачем же тратить на неё время и силы?
В самом руководстве СССР посчитали, что все разговоры про «пост-индустриальность» есть пустомельство и очередная пропагандистская мулька в контексте информационной войны, созданная специально для того, чтобы объяснить почему белые метрополии — богатые, а их колонии — нищие. Советские умники сказали, что никакого невнятного постиндустриального общества нет и быть не может. Кое в чём они были правы — постиндустриальное общества так нигде и не построили по сей день, что бы ни говорили по этому поводу либерасты, но что касается аналогичных проблем внутри самого «реального социализма» (выше), то их в полном соответствии с теорией двух ступеней валили на незавершенность мировой революции: «Вот когда социализм победит во всем мире, вот тогда люди станут моральными и самоотверженными(sic!), и всё станет хорошо, а сейчас, увы, надо подождать». Очень многие думали, что всё как-нибудь само собой получится, «ведь в партии неглупые люди сидят, им виднее».
Вопрос о технологическом обновлении и «ускорении» не раз и не два поднимали на самом высшем уровне, потому что это был советский ответ на любое кризисное проявление по умолчанию. Квадратно-гнездовым способом пробовали вкладывать больше денег в технологии и науку, чтобы тем повысить эффективность производства, но закономерно не получали отдачи и возвращались к идее качать нефть. Итог: технологический застой, рост сырьевого сектора в экономике, экономический кризис, дефицит.
Показательно, что в 1967 году на поле боя доминировали самолёты и танки, но уже в 1973 его стали контролировать ЗРК и ПТУРы. Знание становилось всё более важным фактором, и в первую очередь — в производстве. Соответственно с этим уже в 70-е явно (и закономерно) деградирует советская (воистину лучшая в мире) и все западные (американскаяфранцузскаябританская) системы образования. Сами по себе они оставались на прежнем уровне или даже становились лучше по традиционным показателям, но вот мир, для которого они обучали и воспитывали людей, радикально изменялся: отсюда и вылупился «приоритет идеологии над здравым смыслом», упомянутый выше. Если раньше партия врала, то теперь она еще и теряла связь с реальностью. В довесок, технический прогресс дарил молодёжи новые способы передачи знаний, предвосхищающие Интернеты
Пражская весна, 1968: чешские коммунисты пытаются своими силами изменить вектор развития своего социализма. В ответ на это румынские и советские танки возвращают его на прежнее направление. Чехи пишут на плакатах: «Ленин проснись, Брежнев сошёл с ума!». Сознательные советские люди с глазами, совестью и мозгами, которых в Союзе было без преувеличений гораздо больше, чем среди современных россиян, понимали, что нужно что-то менять. И пытались воздействовать на партийных начальников, слали им письма с описанием своих проблем по месту работы, и предлагали их решения (да, в тоталитарном совке так было можно и бюрократы должны были отвечать на письма!), но безрезультатно. Те, кто рулил страной имели все меньше и меньше причин что-то менять: военное время прошло, идейных сталинистов убрали, и сопутствующие стимулы тоже пропали. Почему бы не жить в отдельной квартире со всеми удобствами? Зачем рисковать всем, что «нажито непосильным трудом»? Хрущев ведь и был примером того, как стадо наказывает излишне энергичного вожака. Беда советских людей была еще и в том, что очень многие не знали, чем эту систему (якобы развитый социализм якобы побеждающий капитализм) заменить и надо ли её вообще заменять: та страна была для них надеждой человечества и прообразом будущего в настоящем. Очень немногие пытались бороться с этой системой прямо. Новое рождение получает традиция стучать на кого следует куда следует. Для тех, кого нельзя посадить по суду свои услуги предоставляет карательная психиатрия.
В начале 80-х цены на нефть рухнули, и вместо всемирного коммунизма денег хватило только на Олимпиаду-80. 1982 — смерть Брежнева. Похороны Андропова и Черненко следуют с промежутком чуть больше года — власть переходит от деда к деду. Бравая советская пропаганда добивается прямо противоположного эффекта: у среднестатистического советского гражданина (не говоря уже о вечнобурлящих говнах нации) на дефицитном рационе развилось идеализированное представление о капстранах, которое вкратце можно выразить словами из их же мультфильма: «в Америке нет кошек, и улицы вымощены бесплатным сыром». Проблема достигла таких масштабов, что делать вид, будто её нет, было уже нельзя. Когда директора заводов начали налаживать прямые отношения в обход вышестоящих структур, начались посадки за превышение полномочий.
Протоптанной тропой в руководство входили потрясающе лицемерные и корыстные люди. Все ненавистники и «реформаторы» совка в те времена были ярыми парторгами, таскавшими граждан на ковёр за недостаточно экзальтированное поклонение вождям, а нередко и стучавшими на них понятно куда. Ельцин и Горбачев — примеры банальные. Один из ключевых персонажей в процессе распада совка — Леонид Макарович Кравчук — был, ни много, ни мало, главным политруком страны. Позднее он оправдывался, что де был резидентом демократических сил в логове коммунистической заразы!
Никто даже и не думал, что все по инерции получится так, как вышло. Все предложения с мест много лет отклонялись, все попытки подпольного противостояния технично подавлялись гэбнёй, а сами бюрократы не имели стимулов и мотивов что-то менять — тот, кто лез спасать Родину, быстро терял место под солнцем, отрицательный отбор. Никакой другой силы, способной заставить бюрократов шевелиться, в критически момент не оказалось. Бюрократы начали решать проблему сами — перестройка.
Сначала проблему попробовали решать административно: прижать нетрудовые доходы, ввести гласность, чтобы подключить население к обсуждению общей проблемы и т. д., но холодная война всё еще продолжалась, а денег на неё уже совсем не было. Потому почти сразу (86-начало 87 гг) после окончания борьбы с нетрудовыми доходами все качнулось в обратную сторону — их частью легализовали. Правительство решило, что пусть население себе по yмелочи само зарабатывает, и дало добро на мелкие гешефты. Для этого решили принять полумеры и воспользоватся сохранившимся с 20-х годов в советской системе рудиментом независимого негосударственного бизнеса — кооперативами, которые 60 лет были не более, чем потребительскими обществами, всякими гаражно- и жилищно-строительными объединениями и тому подобное. Оглашалось, что граждане щас наорганизуют производственных кооперативов, начнут что-то производить, будут нести прибыль и процветание.
Тем самым, де факто единственным вообще возможным мотивом, способным пробудить ту самую инициативу было признано право получать прибыль с собственности. Неизбежно получалось, что приватизация становилась прямым интересом высших партийных бюрократов, директоров заводов и прочих управляющих. В строгом смысле приватизация началась ещё в июле 1986 года через Центры Научно-технического Творчества Молодёжи и Молодёжные Жилищные Кооперативы, посреднические фирмы при госпредприятиях, и помогавшие жить комсомольцам и руководствам госпредприятиям. Уже тогда партия на деньги взносов создавала предприятия с иностранцами, получало льготные кредиты от государства, прибирало лучшую недвижимость, создавало частную банковскую систему, а директора начинали приватизировать свои предприятия. Они не платили никаких (!) налогов, но отчисляли 3% дохода в общесоюзный фонд НТТМ (общий оборот фондов в 1989 году составил 1,5 млрд рублей) и 27% в местные фонды, которыми распоряжались координационные советы НТТМ. А государство получало ничего. Собсна, а зачем? Ключевые люди и так получают барыш. На базе одного из московских НТТМ появился известный банк «МЕНАТЕП». Уже в 1989 году некто Черномырдин преобразует Министерство Газовой Промышленности в Газпром. Но тогда была небольшая загвоздочка — десятилетиями пропагандистская машина работала на то, чтобы доказать, что частная собственность — зло, которое надо уничтожать. И вот, ВНЕЗАПНО, ни с того, ни с сего начали происходить поистине необъяснимые вещи. В телевизор начали выталкивать всех, кого раньше активно затыкали. Православный русский поцреот Игорь Тальков получил приглашение спеть не где-нибудь, а в концертном зале КГБ плюс ротации на радио и ТВ. Кашпировского и прочую астральную муть также регулярно запускали по ящику. И все шло вместе с красивыми словами о покаянии и возвращении к ленинским нормам демократии, добровольным кооперативам и производственному самоуправлению!
Но так как в условиях шатающегося, разрушающегося на глазах и вообще непредсказуемого даже на месяц совка никто не собирался вкладываться надолго (да и что таить — при непредсказуемом рынке надо рвать быстро и резко), производственные кооперативы так и не выросли выше артели асфальтоукладчиков или производителей станков по выпуску самопальных кирпичей, а вот спекулятивная торговля — расцвела! Как и новоявленные ОПГ, со времен цеховиков крышевавшие советских бизнесменов. В отличие от государственных предприятий, у которых были планы, нормативы, лимиты, отчет и контроль, кооперативы получили самую главную возможность любого бизнеса — тратить деньги по своему усмотрению. Покупать и продавать что угодно и кому угодно за деньги, а не за фонды, взаимные обязательства или по плану. Реально это вылилось в массовую продажу кооператорами чего угодно тем же самым госпредприятиям плюс перепродажу государственных товаров всеми возможными способами — то есть по факту кооперативы только усугубляли экономическое положение, приближая дни пустых полок. В конце восьмидесятых обороты черного рынка достигли суммы в сто пятьдесят миллиардов рублей. Это огромная сумма по тем временам, если учесть тождество 1 советского рубля сотне российских. Не надо быть экономистом, чтобы понять, насколько сильно эти деньги перебили все расчёты показателей административной экономики.
Ну а потом был путч ГКЧП. Обычно при государственном перевороте первым делом оцепляют аэропорты, вокзалы, дороги и средства связи, но тут ничего этого почему-то не было. Более того, почему-то у танков не было снарядов. Опуская подробности, можно заключить, что именно совковые бюрократы разрешили совковому народу приватизировать свои хрущевки, скромно оставив себе право приватизировать заводы и политическую власть. В каждой стране уже официально посел свой национальный бюрократический клан, по праву сильного разделяющий собственность — и все стало похоже на то, что сейчас.
Часть из высших чинов, в результате полного провала реформ и обострения ситуации, пошла на прямой сговор с вчерашними холодными врагами на условиях младших партнеров, пожертвовав всеми остальными гражданами, их детьми и родителями. И не расхлебать этой каши сто лет. Страна, победившая фашизм, в которой материальное благополучие и происхождение имело куда меньшее значение, чем во Франции или Британии (80% советских академиков — уроженцы сёл и маленьких городков), страна, когда-то экспортировавшая итальянские машины, страна, гарантировавшая каждому гражданину бесплатное жильё, работу (бомж был чем-то немыслимо диким), бесплатное высшее образование, страна в которой студенческая семья с двумя детьми могла жить на стипендию(!), перестала существовать вместе со всеми курсами и планами, оставив после себя -дцать стран, регулярно финансирующих оффшор и уничтожающих собственные реальные производства под руководством экономических советников из метрополии МВФ. Ну и несколько гражданских войн впридачу: Приднестровье, Чечня, Карабах, Ош, Таджикистан.
Вчерашние «коммунисты» начали люто, бешено искать оправдание своего пребывания над быдлом, выдумывая национальную идею, обращаясь к корням и подкармливая наёмных клоунов. В 90-е стало обычным показывать помпезные фильмы про шпану, братву и интердевочек, приучая быдло к тому, что убивать и воровать это нормально и естественно. И самое главное — советские проблемы [совок] НИКУДА не исчезли, а лишь раздулись до невероятных размеров, потом были объявлены чем-то естественным (в СССР хотя бы декларировали что такое хорошо и что такое плохо), а частью были легализованы и используемы по ныне в интересах бизнеса и торговли. Всякий же, кто сомневался, что капитализм «как на западе» наступит вот-вот сразу после того, как немного подождать, подлежал осуждению. Не раскаявшийся — заклеймлен как враг прогресса (совок). Парадокс и трагедия противников совка 25 лет спустя в том, что победившая социализм новая российская неолиберальная система, в прогрессивность которой они так верили на волне разгрома, ничуть не отличается по экономической сути и продолжает деградировать по той же самой причине.