Джалаладдин Руми
Руми (настоящее имя Джалаладдин Мухаммад) – литературный псевдоним величайшего таджикского поэта. Родился он на севере Афганистана, в городе Балхе, 30 сентября 1207 г. Его псевдоним происходит от названия места, где Джалаладдин провёл большую часть своей жизни – Рум.
Всевышний отвечает тремя способами. Говорит «да» и дает, что ты хотел. Говорит «нет» и дает то, что лучше. Говорит «потерпи» и дает самое лучшее.
Отец будущего поэта Бахааддин Валад, принадлежал к избранному кругу знатоков мусульманского богословия, Корана и преданий о пророке Мухаммаде. Он был хорошим оратором и проповедником. Вместе с тем Бахааддин не скрывал своих симпатий к суфизму - мусульманскому мистицизму и разделял идеи Ахмада ал-Газали и Наджмаддина Кубра.
Рассказывают, что, когда отец Джалаладдина, решившись навсегда оставить родной Балх, отправился со своими чадами и домочадцами на поклонение святым местам в Мекку и Медину, по пути он сделал остановку в старинном городе Нишапуре. Там он встретился со знаменитым персидским поэтом-суфием Фаридаддином Аттаром. Заканчивая беседу, поэт заметил, указав на его малолетнего сына: «Не за горами время, когда сын твой возожжет огонь в сердцах скорбящих о мире». И он подарил мальчику свою поэму «Книга тайн», с которой тот не расставался всю жизнь, постоянно перечитывал, находя в ней разъяснения мучившим его сомнениям, ответы на терзавшие душу вопросы.
Из-за ненависти со стороны влиятельного фаворита при дворе Хорезмшахов, семья поэта была вынуждена покинуть Балх. В сопровождении сорока учеников и последователей они навсегда покинула владения Хорезмшахов где то между 1214 и 1216 гг. А уже в 1217 г. все они находились в Руме, где обосновались в городе Малатья, в государстве румийских Сельджукидов. В это время Джалаладдину, шел одиннадцатый год.
После смерти отца, Джалаладдин занял его пост в медресе. Однако, он был ещё слишком молод (24 года), чтобы читать проповеди в соборной мечети по пятницам, обучать детей местной знати и богатых горожан основам богословия, религиозного права и толковать Коран. В Конье вокруг Джалаладдина собрались все наиболее влиятельные и известные ученики его покойного отца, а в 1232 г. из Термеза приезжает член мистического братства «Кубравийа», единомышленник Бахааддина Сейид Бурханаддин Мухаккик. Он целиком посвящает себя духовному воспитанию Джалаладдина, который был его учеником около девяти лет.
После этого Джалаладдин Мухаммад отправился в Сирию, где в Алеппо и Дамаске – центрах мусульманской учености и религиозного знания – он провел в общей сложности около семи лет. Последующие после возвращения в Конью пять лет (1240-1244) жизнь Джалаладдина текла ровно и спокойно. Всё изменила встреча с бродячим суфийским проповедником Шамсаддином Мухаммадом Табризи. Радость от общения с Шамсом раскрыла в будущем поэте дремавшие чувства и страсти, существование которых никто, включая и самого Джалаладдина и не предполагал. Он признал Шамса Табризи своим духовным наставником, стал его послушником и учеником: Шамс олицетворял для него целый мир.
Образ Шамсаддина Табризи, тогда уже немолодого, шестидесятилетнего человека, как бы соткан из тайн: он неожиданно возник и столь же внезапно исчез, чтобы больше не появиться. Мистик, близкий по своим воззрениям братству каландаров, он бродил по странам Ближнего Востока, проповедуя идеи суфизма. Он отрицал любые ритуальные и культовые предписания, призывал к духовной чистоте и считал необходимым непосредственное общение с народом. Суфий, он яростно критиковал рационализм теологии и схоластической философии, не признавал религиозных различий и звал к миру между людьми разных вероисповеданий, утверждая, что сущность любой религии заключается в вере в бога, а не в ритуальных ее отправлениях. Такова вкратце суть его изречений, вошедших в сборник «Речения»
Ещё до встречи с Шамсаддином Табризи Джалаладдин Руми пробовал свои силы в поэзии. Но именно дружба с Шамсом, а затем исчезновение друга, разбудили в нём дремавший гений. Руми тонко воспринимал окружающее, он слагал образные и красочные стихи, полные мистической символики, и вместе с тем, проникнутые искренним человеческим чувством. Большая часть этих стихотворений, вошедших в его подписана именем Шамс.
Неотъемлемой чертой таланта Джалаладдина была его музыкальная одаренность и необыкновенное чувство ритма. Особую склонность он проявлял к свирели, которой посвятил проникновенные строки в прологе к поэме. После исчезновения Шамса Джалаладдин все чаще устраивает общие собрания и совместные молитвы основанного и организованного, но никогда не возглавлявшегося им суфийского братства, где под музыку распевали его стихи, написанные специально для этого ритуала либо навеянные атмосферой последнего. Таких стихов очень много.
Впоследствии Джалаладдин ввел в этот ритуал танцы. Суфии понимали силу эмоционального воздействия музыки, ее влияние на настроения и чувства людей. Но Джалаладдин первым ввел музыку и танец в ритуал общих собраний дервишей Коньи и первым же применил ее в медресе.
После смерти любимого ученика, а вслед за ним и жены поэта, в его творчестве наступил почти двухлетний перерыв. Но, когда боль утраты немного утихла, поэт отдал своему сочинению 12 лет непрестанного труда. Джалаладдин Руми скончался в Конье 17 декабря 1273 г. и был похоронен рядом со своим отцом в мавзолее, возведенном еще при Алааддине Кайкубаде I.
Стихи Руми
|
Теперь ты понял тайну бытия: *** То что было то было, того не вернуть. *** Когда я заливался кровавыми слезами, |
Я, как Меркурий падок был до книг. пер. Р. Фиша. Цит. по книге «Из реки речений» *** Любая боль несет в себе и исцеленье. |
|
Спор грамматика с кормчимОднажды на корабль грамматик сел ученый, И кормчего спросил сей муж самовлюбленный: |
Напуганный горожанинОднажды некто в дом чужой вбежал; От перепугу бледный, он дрожал. |
|
О том, как халиф увидел лейли"Ужель из-за тебя,- халиф сказал,- Меджнун-бедняга разум потерял? |
О набожном воре и садовникеБродяга некий, забредя в сады, На дерево залез и рвал плоды. |
|
Спор о слонеИз Индии недавно приведен, В сарае тесном был поставлен слон, Рассказ об учителеОдин учитель был не в меру строг. Был детям ад любой его урок. |
Рассказ об украденном ослеВнемлите наставлениям моим И предостережениям моим! Рассказ об учителеОдин учитель был не в меру строг. И, становясь день ото дня лютей, Однажды перед школою, в тиши, "Придет он скоро; как ему не лень Хоть заболел бы он - спаслись бы мы Да крепок он, как каменный сидит, Сказал один малыш, смышленей всех: Условимся: один из нас войдет - "Салам! Храни Вас благодать Творца! Другой войдет: "Учитель дорогой, И третий и четвертый... Так подряд "Что с Вами? Дай Вам боже добрый час,- Ему покажется от наших слов, Как он больным себя вообразит - И умный человек с ума сойдет, "Ай, молодец! У нас ты всех умней",- И клятву дали заодно стоять Вот мальчик тот, что всех смелее был, "Салам учитель! Сохрани Вас Бог! Как здравье Ваше? Вид Ваш очень плох". Учитель буркнул: "Я вполне здоров. Но все ж от замечанья малыша Второй малыш сказал: "Как Вы бледны! И третий мальчик то же повторил. И таи все тридцать школьников подряд - От страха он невольно ослабел: Вскочил, свернул поспешно коврик свой Ужасно на свою жену сердит: Я при смерти, а ей и дела нет!" Жена спросила, увидав его: Ведь Вы не возвращались никогда "Ты что, ослепла, что ли?-муж в ответ.- Все люди мне сочувствуют, одна "Да ты вполне здоров,- жена ему,- "Негодная! - учитель возопил.- Взгляни, как изменился я с лица - Жена: "Я дам Вам зеркало сейчас, "Да провались ты с зеркалом своим! - Постель мне постели, чтоб я прилег. Постель ему устроила жена. Он не послушает разумных слов, Ведь от дурной приметы человек Под несколько тяжелых одеял Ученики, забившись в уголок, Малыш, что всю затею изобрел Сказал: "Вот мы бормочем и кричим - От шума головная боль сильней, "Он прав,- сказал учитель.- Полно Вам И малыши, прервавши свой урок, А матери, их крики услыхав, Спросили с гневом: "Кто Вас отпустил? А дети отвечали матерям: Он вышел утром к нам, на коврик сел А матери в ответ: "Обман и ложь! Учителя мы завтра навестим, Пришли они к учителю домой, Вспотев от жарких, толстых одеял, Сказали женщины: "Помилуй Бог! Ведь если он умрет, то как нам быть? Не знали мы, что впрямь недуг напал Да за уроком ваши сыновья Кто весь в трудах - почувствует не вдруг, Кто очень занят, некогда тому |
Я утверждаю, что из всех видов человеческого скотства самое глупое, самое подлое и самое вредное — верить, что после этой жизни нет другой. В самом деле, если мы перелистаем все сочинения как философов, так и других мудрых писателей, все сходятся на том, что в нас есть нечто постоянное.
Повторять чужие слова не значит еще понять их смысл.
Голые сучья, кажущиеся зимой спящими, тайно работают, готовясь к своей весне.
Науку познаешь с помощью слов, искусство — с помощью практики, а отчужденность познается в компании.
То, что обычному человеку кажется камнем, для знающего является жемчужиной.
Пока ты здоров и силен, трудись! Труд и стремление не противостоят счастью найти клад. Не отставай от дела, и если ты наделен судьбой, то она найдет тебя.
Жизнь в этом мире есть сон забвения, который отделяет человека от истинной действительности. Подобно тому человеку, который, увидев мгновенный сон, забывает родной город, где он жил годами, душа отдается иллюзии и сну этого мира и забывает свою истинную родину; не понимает, что этот разрушительный мир затмевает глаза, как облако закрывает звезды.
Основатель турецкого государства, отец Осамана и потомок Огузов Эртургрул, был защитником Мавлави Джалал ад-Дин Мухаммад Балхи
О люди всех эпох и мест, что о себе скажу я вам?
Моя религия – не Крест, не Иудейство, не Ислам.
Я все стихии перерос, я вышел из-под власти звезд,
Юг, север, запад и восток – не для меня, не здесь мой Храм!
Твердь и вода, огонь и дух – к их мощным зовам слух мой глух,
Я тотчас всё, чего достиг, за новую ступень отдам!
Не страшен мне горящий ад, не жажду райских я наград,
Я узы крови развязал – и я не сын тебе, Адам!
Я – вне событий и имен, я превозмог закон времен,
Я в каждом встречном воплощен – и неподвластен я годам!
Во множестве провижу я Одно – Единство Бытия,
И слово Истины живой читаю я не по складам!
Я жажду в мире одного – Возлюбленного своего:
Лишь вечно видеть бы Его – и по Его идти следам!
Шамс! От любви и от вина всегда душа твоя пьяна:
Давай же славу воздадим сим, лучшим на земле, плодам!..
Перечисляя разные религии – Христианство («Крест»), Иудейство, Ислам, – Руми говорит, что полнота суфийского познания Бога не охватывается догматикой и обрядностью ни одной из них. Более того, он заявляет, что свободный, подвластный одному лишь Богу, дух суфия не зависит ни от земных начал («я все стихии перерос»), ни от космических влияний («я вышел из-под власти звезд»), ни даже от свойств, наследуемых человеком от предков («я узы крови развязал – и я не сын тебе, Адам!»). Такая свобода духа обусловлена теснейшим единением суфия с Возлюбленным (Богом), пребыванием его в экстазе общения с Творцом.
Наиболее известные образы этого экстаза в суфийских текстах – «вино» и «страсть» («от любви и от вина всегда душа твоя пьяна»).
Таким образом истинный мудрец прозревает Единство, скрытое за отдельными феноменами вселенной («во множестве провижу я одно – Единство Бытия»).
Он переходит от дробного, разделенного восприятия Реальности к осознанию и ощущению Единства Божьего – Таухид («слово Истины живой читаю я не по складам!»).
В Мекку путь свой направляет мусульманин-пилигрим…
В этом стихотворении Руми противопоставляет внутреннее, духовное, поклонение Богу — внешнему, чисто обрядовому, служению. Строфы об истинном жилище Бога («в сердце Бог живет от века, в нем — Всевышнего чертог») перекликаются с призывом Иисуса (в мусульманской традиции — пророк Иса) поклоняться Отцу не в храмах, построенных руками человеческими, но «в Духе и Истине» (Иоан. 4, 19–24), с учением о «внутреннем человеке» как «храме Бога живого» (II Кор. 6, 16), а также со словами Корана: «Разве не раскрыли Мы твое сердце?..» (Коран 94, 1).
В Мекку путь свой направляет мусульманин-пилигрим…
В Мекку путь свой направляет мусульманин-пилигрим:
Вот он цели достигает, вот — Кааба перед ним!
Храм из камня мусульманин созерцает пред собой,
И вокруг — песок да камни, жаркий воздух недвижим.
Удивляется паломник: он на встречу с Богом шел,
А пред ним — стена из камня: как и прежде, Бог незрим!
Вот в смущенье он обходит Божий дом… Но в этот миг
Голос в сердце раздается — так мы с другом говорим:
«Там ли ищешь ты Святого? Разве здесь Его престол?
Не спеши, а лучше с сердцем посоветуйся своим!
В сердце Бог живет от века, в нем — Всевышнего чертог!
Поспеши же в храм Владыки, где Он славен и хвалим!..»
Шамс! Мы в келье в час полночный речь с Возлюбленным ведем:
Пилигрим заснул в дороге, мы же бодрствуем — не спим!..
Один из признаков настоящего мастера
К великому суфийскому мудрецу и поэту Джалаладдину Руми пришла женщина с мальчиком и сказала: «Мой сын ест слишком много сахара. Скажите, пожалуйста, ему, чтобы он перестал и больше так не делал. Он Вас очень уважает и непременно послушается».
Джалладдин внимательно посмотрел на ребенка и сказал женщине: «Приходите, пожалуйста, через три недели».
Женщина подумала: «Как странно, почему он не может сказать ребенку такую простую вещь», но ушла и вернулась через три недели.
Руми снова сказал: «Приходите через еще три недели».
Женщина ушла в еще большем недоумении, но — как и было сказано — вернулась через три недели.
И тогда Руми сказал: «Мальчик мой, послушай мой совет; не ешь много сахара, это вредно для здоровья».
Мальчик сказал: «Учитель, если Вы так говорите, я не буду больше этого делать».
Мать попросила мальчика подождать ее на улице и спросила у Руми: «Учитель, почему Вы не сказали этой простой вещи в первый раз?»
Руми ответил: «Дело в том, что я сам очень люблю сладкое. Чтобы сказать твоему сыну перестать есть сахар, мне нужно было самому избавиться от этой слабости.
Поначалу я решил, что на это мне хватит трех недель, потом понял, что ошибся».
Один из признаков настоящего мастера — он никогда не станет учить тому, через что не прошел сам. Его слова — всегда его собственная жизнь, он един со своей реализацией, его мудрость проистекает из его собственного опыта, а не почерпнута из книг.
Газели
Без границы пустыня песчаная, Без конца - сердца новость избранная. Ищет образов мир, чтобы форму принять,- Как узнаю в них свой без обмана я? Если срубленной встретишься ты голове, Что катится в полях, неустанная, Ты спроси, ты спроси тайны сердца у ней - Так откроется тайна желанная. Что бы было, когда уху стал бы сродни Говор птицы - их песня слиянная? Что бы было, когда бы от птицы узнал Драгоценности тайн Сулеймана я? Что сказать мне? Что мыслить? В плену бытия Весть понятна ли, свыше нам данная? Как молчать, когда с каждым мгновеньем растет В нас тревога неслыханно странная? Куропатка и сокол летят в ту же высь, Где гнездо их - вершина туманная, В эту высь, где Сатурна на сфере седьмой Звезда миру сияет багряная. Но не выше ль семи тех небес - Эмпирей? И над ним знаю вышние страны я! Но зачем эмпирей нам? Цель наша - Земля Единения благоуханная. Эту сказку оставь. И не спрашивай нас: Наша сказка лежит бездыханная. Пусть лишь Салах-эд-Дином воспета краса Царя всех Царей первозданная.
***
Любовь -это к небу стремящийся ток, Что сотни покровов прорвал и совлек. В начале дороги - от жизни уход, В конце - шаг, не знавший, где след его лег. Не видя, приемлет любовь этот мир, И взор ее - самому тленью далек. "О сердце,- вскричал я,- блаженно пребудь, Что в любящих ты проникаешь чертог, Что смотришь сверх грани, доступной для глаз, В извилинах скрытый находишь поток. Душа, кто вдохнул в тебя этот порыв? Кто в сердце родил трепетанье тревог? О птица! Своим языком говори - Понятен мне тайн сокровенный намек". Душа отвечала: "Я в горне была, Чтоб дом мой из глины Создатель испек; Летала вдали от строенья работ - Чтоб так построенья исполнился срок; Когда же противиться не было сил - В ту круглую форму вместил меня рок".
***
Когда бы дан деревьям был шаг или полет - Не знать ни топора им, ни злой пилы невзгод. А солнце если б ночью не шло и не летело - Не знал бы мир рассвета и дней не знал бы счет. Когда бы влага моря не поднялась до неба - Ручья бы сад не видел, росы не знал бы плод, Уйдя и вновь вернувшись, меж створок перламутра- как станет капля перлом в родимом лоне вод. Не плакал ли Иосиф, из дома похищаем, И не достиг ли царства и счастья он высот? И Мухаммад, из Мекки уехавший в Медину,- Не основал ли в славе великой власти род? Когда путей нет внешних - в себе самом ты странствуй. Как лалу - блеск пусть дарит тебе лучистый свод Ты в существе, о мастер, своем открой дорогу- Так к россыпям бесценным в земле открылся ход. Из горечи суровой ты к сладости проникни- Как на соленой почве плодов душистый мед. Чудес таких от Шамса - Тебриза славы - ждите, Как дерево - от солнца дары своих красот.
***
Когда мой труп перед тобой, что в гробе тленом станет,- Не думай, что моя душа жить в мире бренном станет, Не плачь над мертвым надо мной и не кричи "увы ". Увы - когда кто жертвой тьмы во сне забвением станет. Когда увидишь ты мой гроб, не восклицай "ушел!". Ведь в единении душа жить несравненном станет. Меня в могилу проводив, ты не напутствуй вдаль: Могила - скиния, где рай в дне неизменном станет. Кончину видел ты, теперь ты воскресенье зри; Закат ли Солнцу и Луне позорным пленом станет? В чем нисхожденье видишь ты, в том истинный восход: Могилы плен - исход души в краю блаженном станет. Зерно, зарытое в земле, дает живой росток; Верь, вечно жить и человек в зерне нетленном станет. Ведро, что в воду погрузишь,- не полно ль до краев? В колодце ль слезы Иосиф-дух лить, сокровенном, станет? Ты здесь замкни уста, чтоб там открыть - на высоте, И вопль твой - гимном торжества в непротяженном станет.
***
Паломник трудный путь вершит, к Каабе устремлен, Идет без устали, придет - и что же видит он?
Тут камениста и суха бесплодная земля, И дом высокий из камней на ней сооружен.
Паломник шел в далекий путь, чтоб Господа узреть, Он ищет Бога, но пред ним стоит как бы заслон.
Идет кругом, обходит дом - все попусту; но вдруг Он слышит голос изнутри, звучащий, словно звон:
"Зачем не ищешь Бога там, где он живет всегда? Зачем каменья свято чтишь, им отдаешь поклон?
Обитель сердца - вот где цель, вот Истины дворец, Хвала вошедшему, где Бог один запечатлен".
Хвала не спящим, словно Шамс, в обители своей И отвергающим, как он, паломничества сон.
***
Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы, Поиски оставьте эти, вы - есть Он, а Он - есть вы.
Вы - посланники Господни, вы Пророка вознесли, Вы-закона дух и буква, веры твердь, Ислама львы,
Знаки Бога, по которым вышивает вкривь и вкось Богослов, не понимая суть Божественной канвы.
Вы в Источнике Бессмертья, тленье не коснется вас Вы - циновка Всеблагого, трон Аллаха средь травы.
Для чего искать вам то, что не терялось никогда? На себя взгляните - вот вы, от подошв до головы.
Если вы хотите Бога увидать глаза в глаза - С зеркала души смахните муть смиренья, пыль молвы.
И тогда, Руми подобно, истиною озарясь, В зеркале себя узрите, ведь Всевышний - это вы.
***
То любят безмерно, а то ненавидят меня, То сердце дарят, то мое сокрушают, казня;
То властвую я, как хозяин, над мыслью своей, То мысль моя держит в тисках меня, как западня;
То, словно Иосиф, чарую своей красотой, То, словно Иакова, скорби одела броня;
То, словно Иов, терпелив я, покорен и тих, То полог терпенья сжигает страстей головня;
То полон до края, то пуст я, как полый тростник, То чувств не сдержать, то живу, безучастность храня;
То жадно за золотом брошусь я в самый огонь, То золото щедро бросаю в объятья огня;
То страшен лицом я, уродлив, как ада гонец, То лик мой сияет, красою прекрасных дразня;
То вера благая внушает смирение мне, То мною владеет безверья и блуда возня;
То лев я свирепый, волк алчущий, злая змея, То общий любимец, подобье прохладного дня;
То мерзок и дерзок, несносен и тягостен я, То голос мой нежен и радует сердце, звеня;
Вот облик познавших: они то чисты и светлы, То грязью позора клеймит их порока ступня.
***
Бываю правдивым, бываю лжецом-все равны, То светлый араб я, то черен лицом-все равны.
Я солнцем бываю, крылатым Симургом души, Царя Сулеймана волшебным кольцом-все равны.
Я - буря и прах, я - вода и огонь, я слыву Порой благородным, порой подлецом - все равны.
Таджиком ли, тюрком ли - быть я умею любым, Порой прозорливым, порою слепцом - все равны.
Я - день, я - неделя, я - год, Рамазан и Байрам, Светильник, зажженный Всевышним Отцом,- все равны.
Я цвет изменяю, я сменой желаний пленен, Лишь миг и за новым иду бубенцом - все равны.
Мой месяц - над небом, при мне барабаны и стяг, Шатер мой сравнятся с небесным дворцом - все равны.
Я - выше людей. Див и Ангел - родня мне. Они Одним осиянны нездешним венцом - все равны.
У ног моих - пери, и знатные родом - в пыли, Они предо много, певцом и жрецом, все равны.
Я Бога взыскую; мне ведома сущность вещей: Все ночи и дни, что даны нам творцом,- все равны.
Так сказано мною. Таков и сияющий Шамс: То тучами скрыт, то горит багрецом - все равны.
***
Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас, Она бсссмертна - а умрет лишь то, что видит глаз.
Не жалуйся, что свет погас, не плачь, что звук затих: Исчезли вовсе не они, а отраженье их.
А как же мы и наша суть? Едва лишь в мир придем, По лестнице метаморфоз свершаем наш подъем.
Ты из эфира камнем стал, ты стал травой потом, Потом животным - тайна тайн в чередованье том!
И вот теперь ты человек, ты знаньем наделен, Твой облик глина приняла,- о, как непрочен он!
Ты станешь ангелом, пройдя недолгий путь земной, И ты сроднишься не с землей, а с горней вышиной.
О Шамс, в пучину погрузись, от высей откажись - И в малой капле повтори морей бескрайних жизнь.
***
Что Кааба для мусульман, то для тебя душа. Свершай вкруг этой Каабы обход свой не спеша.
Паломничество совершать нам заповедал Бог, Чтоб душу правде обрекли, чтоб жили не греша.
Так откажись от серебра - лишь сердцем обладай: Душа святая и в гробу пребудет хороша.
Сто раз ты можешь обойти вкруг черной Каабы, Но что же в этом, если ты бесстрастней палаша?
Превыше неба самого я сердце возношу, Которое считаешь ты тростинкой камыша.
Оно велико, ибо сам Великий в нем живет _ И оттого-то стук его ты слушай не дыша.
Прислушайся же к тем стихам, что вписаны в Коран "Небес бы я не сотворил, когда б не ты, душа!"
Пояснительный словарь
Азраил - ангел смерти.
Майрам - мусульманский праздник.
Баязид Бистоми - один из наиболее чтимых мистиков-суфиев IX в. признанный мусульманами святым, убит в 874 г.
Вассалам - "вот и все".
Деррвиш (дарвеш) -последователь суфийского ордена; мусульман- ский странствующий монах-аскет,нищий.
Джанейд - глава суфийского ордена, создатель мистической концепции умер в начале Х в.
Джуха - простак, не лишенный наблюдательности и остроумия, пер- сонаж многих восточных сказок.
Див (дев, дэв) - бес, демон.
Диван - "собрание".
Езид - халиф из династии Омейядов (680-683),во время правления которого был убит Хусейн, сын халифа Али.
Ибрагим - библейский Авраам.
Кааба (ка'ба) - храм в Мекке, в стену которого вделан "черкый ка- мень",- крупнейшая мусульманская святыня.
Лал - рубин.
Лейли (Лайли) - героиня известной легенды о любящей паре - Лейлн и Менджнуне.
Мекка- город в Аравии, родина Мухаммада , священный город мусульман.
Огузы - кочевые племена, нападавшие на поселения оседлых иранских народностей.
"Океан" ("Мохит") - книга, представляющая собою свод религиозных установлений.
Посредник" ("Васит") - богословская книга, свод религиозных уста- новлений.
Рамазан (Рамадан) - девятый месяц мусульманского лунного календаря, месяц поста, так называемого "уразы".
Салах эд-Дин (XIII в.) - султан, царствовавший в Египте и части Сирии, известен удачными войнами с крестоносцами.
Сеид - потомок пророка Мухаммада.
Сулейман - библейский Соломон.
Суфий - приверженец одного из мусульманских философско-мистиче- ских,пантеистических учений - суфизма; благочестивый аскет; странствующий монах.
Факих - богослов.
Фатва (фетва) - решение по конкретному юридическому вопросу, вы- носимое высшим духовным лицом - муфтием.
Халил-уллах - мусульманское именование библейского патриарха Авраама.
Халиф - преемник пророка Мухаммада, руководитель мусульианской общины. Первые четыре халифа - Абубакр, Умар, Усман и Али именуются "четыре друга" или "халифы правого пути". Из двух основных толков в Исламе только сунниты признают всех четырех халифов, а шииты только последнего - Али.
Шамс - безвестный дервиш, которого Джалалиддин Руми избрал своим наставником. Его именем Руми "подписывал" газели. 1
Шимр - синоним палача. По преданию, Шимр в 681 г. при Кербеле (в нынешнем Ираке) убил Хусейна, сына халифа Али.