Заратуштрийское наследие таджиковНа протяжении тысячи лет Благая Вера была широко распространена в Согде – провинции империи Ахеменидов, занимавшей территорию современных Таджикистана (кроме Памира), южного Узбекистана (включая Самарканд и Бухару) и северного Афганистана.
Как известно, учение Заратуштры предписывает почтительное отношение к стихиям, и поэтому труп считался нечистым, и не мог быть сожжён, утоплен или похоронен в земле, поскольку это вызовет осквернение стихии. Поэтому мёртвых помещали в специальные постройки. Сооружения, связанные с погребальными обрядами Благой Веры, в Таджикистане представлены захоронениями в гурхона – коллективных усыпальницах. В 1977 г. была исследована гурхона в кишлаке Оксу в Южном Таджикистане, состоявшая из одной камеры, куда помещались трупы. В середине камеры находилась суфа, на которую клали покойника, затем кости убирали в специально в стене ниши, затем галькой посыпали землю и клали новый труп. В этом проявились пережитки заратуштрийского обычая, запрещавшего класть труп на землю. Заратуштрийская концепция нечистоты умершего пронизывает все представления, связанные с похоронным ритуалом: комнату, в которой умер человек, окуривали травой испанд; если в доме находились продукты, они считались нечистыми, и их нельзя было употреблять: в доме умершего в течение трёх суток нельзя было готовить, одежда и посуда, которыми пользовался усопший, изымалась из употребления. В Южном Таджикистане и Ягнобе существует представление о сакральной нечистоте трупов. Умершего обмывают родственники, но в течение жизни человек может обмыть не более 3-7 покойников, иначе он становится профессиональным обмывальщиком, что считается грехом. Для умершего изготовлялись носилки («тобут», «аспи чубин»), которые после похорон оставляли на могильном холме «турбат». Брать их назад в кишлак запрещалось. Согласно заратуштрийской традиции, человека, осквернившегося контактом с мёртвым и ставшему вследствие этого сакрально нечистым, подвергают сложной очистительной церемонии «барашнум-и но шаб» (очищения девяти ночей). Цель этой церемонии – с помощью собаки изгнать из живого человека трупного демона «насу». Наличие этого термина отмечено в разговорной речи старых ходжентцев: «Вай зери насх мондаги». (букв. «Он подвергся влиянию насха»). Насх – это искажённая форма авестийского «насу». Сходное происхождение имеет и термин «наснос» – дэв, передвигающийся на одной ноге. Очевидно, что «наснос» («ниснос») семантически близок «насу». Таджики Куляба считали, что собака, как и человек, нуждается в отпущении грехов (обряд «пихили»). Если хозяин не совершит такой обряд, то душа собаки мучается и не покидает тело. Собаку должны были хоронить в саване. Следует отметить, что заратуштрийцы также в случае смерти собаки выставляют её на дахме, как и человека с поясом кусти. После арабского завоевания Средней Азии в VII-VIII вв. Благая Вера была вытеснена исламом. Приход ислама принёс отрицательное отношение к собаке, которую мусульмане считают нечистым животным. Наличие же благожелательного отношения к собаке у таджиков можно связывать с влиянием Благой Веры. Другим наследием Благой Веры является праздник Навруз – заратуштрийский праздник Нового Года. Кроме него, в Таджикистане в день осеннего равноденствия отмечается другой заратуштрийский по происхождению праздник – Мехргон. По. М. Б. Мейтарчиян